(Семью годами раньше)

Дождь не прекращался. Как будто наступил новый всемирный потоп. Вот только, ежели на этот раз старик Ной возьмет в свой плавучий зверинец еще парочку кровососов — до кучи, чтобы все было в полном соответствии с божьим промыслом, — то к концу плавания только эти двое и останутся. Хотя посмотреть на это было бы интересно. Как в старой детской шутке: а, вот, если схватятся кровосос и слон, то кто победит?

— Далеко еще? — отплевываясь льющейся в рот водой, хрипит Наснас.

Они идут уже минут сорок. Сквозь темноту и дождь. Не видя ничего ни впереди, ни по сторонам. Нигде. Вокруг только черный мрак и дождь. Хоть бы гром громыхнул или молния сверкнула. Так, для порядка. Чтобы на душе спокойнее стало. Незнакомец с посохом бодро шагает впереди. Как будто подобные ночные прогулки для него самое что ни на есть обычное дело. Эдакий променад перед сном. Или — перед ранним завтраком. Можно подумать, его нисколько не тревожит мысль о тварях, таящихся в ночи, и только и ждущих, чтобы наброситься и разорвать горло беспечному путнику. И на аномалии ему тоже плевать. Как будто у него вешки тут расставлены. Да только не видно этих вешек. Не видно! Ни одной! Следом едва поспевают Наснас и Цербер с волокушей, на которой лежит Голем. Ноги расползаются в грязи, дождь хлещет по лицу, будто зачищенные концы электрических проводов. Кажется, что вся кожа на лице изодрана в кровь. Баламут идет последним, прикрывая тыл. Хотя толку от такого прикрытия никакого. Так, одна видимость.

— Далеко еще? — снова кричит Наснас.

А в голове мысли, одна другой дурней. Топаем за ним, как бараны. А он ведь даже и не объяснил, куда идем? На сталкера не похож. И не мародер, вроде. Тогда кто он, твердь его, такой? Сам-то он как в этой глухомани оказался? Среди ночи?..

Незнакомец остановился, воткнул посох в землю перед собой. Положил на него обе руки.

— Пришли.

— Куда пришли?

Выбежав вперед, Баламут посветил фонариком вперед, потом по сторонам. Не видно ни зги.

— Здесь нет ни черта!

Баламут начал психовать. Похоже, ему тоже не давала покоя мысль о том, кто этот странный тип, спасший их от кровососов? И — куда он их ведет? Даже если они в темноте сбились с пути, все равно, до ближайшего убежища сутки нужно топать. Не меньше. Даже схрона мало-мальски обустроенного поблизости нет. Нет! Уж это-то Баламут знал точно. Когда они только вырвались из сарая с кровососами, им всем, понятное дело, все равно было, кто и куда их ведет. Главное, был человек, которые вытащил их из ловушки и повел за собой. Теперь же хотелось понять, что все это значит? Или, может быть, лучше спросить, какой во всем этом смысл? Если, конечно, предположить, что смысл был хоть в чем-то.

Незнакомец повернул голову в сторону Баламута. Лицо закрыто широким, низко опушенным капюшоном.

— Ты просто не умеешь смотреть, — произнес он так спокойно и уверенно, что Баламут не нашел, что ответить. И на всякий случай еще раз посветил фонариком по сторонам.

Он снова ничего не увидел. Но почему-то не решился сказать об этом. Незнакомец внушал ему, нет, не страх, а что-то посерьезнее страха. Страх можно побороть. Страх можно подавить. От страха можно обезуметь. Страхом можно даже упиваться. В любом случае, страх — это определенно команда, включающая защитные системы организма. То, что чувствовал Баламут, находясь рядом с незнакомцем, подавляло его, заставляло подчиниться. Если бы он вдруг сдуру или со злости направил ствол на чужака с посохом, то — грязь радиоактивная! — он не смог бы нажать на спусковой крючок. Почему? А черт его знает! Не смог бы — и все тут!

— Как там раненый? — не оборачиваясь, спросил незнакомец.

Цербер посмотрел назад. Посветил подствольным фонариком. Голем лежал на волокуше неподвижно. Голова свешена на плечо. Рука подвернута под тело. Он казался мертвым. И именно потому, что казался, Цербер понял — жив еще, курилка. За то время, что он Зону топтал, Цербер повидал немало мертвых. Намного больше, чем нормальный человек видит за всю свою жизнь. Хотя, наверное, меньше, чем дипломированный патологоанатом. В общем, он знал, как выглядят мертвецы.

— Жив еще, — Цербер ладонью вытер воду с лица.

— Ну, тогда отдай свой рюкзак и оружие приятелям, а раненого сажай на закорки.

— Зачем?

— Дальше с волокушей не пройти, — Церберу показалось, что незнакомец усмехнулся. Хотя, конечно, он мог и ослышаться. — Да ты не бойся, идти осталось немного.

Цербер, так же, как и Баламут, чувствовал, что спорить с незнакомцем бесполезно. То есть, поспорить, конечно, можно. Вернее, можно начать спорить. И — все. Потому что чужак с посохом не даст втянуть себя в спор. Он простой пойдет дальше своей дорогой, предоставив сталкерам самим решать, что делать — остаться или последовать за ним. И, раз он говорит, что нужно тащить Голема на себе — значит так надо. Все. Точка. Обсуждению не подлежит.

Цербер избавился от оружия и амуниции. Присел на корточки. Наснас поднял безжизненное тело Голема и взвалил его Церберу на спину. Цербер ремнем зафиксировал руки Голема в запястьях, подхватил его под коленки и, крякнув, поднялся а ноги.

— Идете за мной, один за другим, четко, след в след, — сказал незнакомец. — Не останавливаться. Не смотреть по сторонам. Только себе под ноги. Шаг в сторону и — привет.

— В каком смысле «привет»? — спросил Наснас.

— Сам догадайся, — ответил незнакомец.

И, так и не посмотрев назад, зашагал дальше.

Шлеп! Шлеп! Шлеп!

Ноги расползаются в жидкой грязи.

Цербер ступал, широко расставляя ноги, боясь упасть. Сзади его страховал Наснас. Баламут замыкал цепочку.

Незнакомец с посохом все так же уверенно вышагивал впереди. Но, все же, несколько снизил темп, чтобы идущие следом не отстали.

И вдруг остановился.

— Все. Пришли.

Сталкеры, все время глядевшие под ноги, вскинули головы. Будто опомнившись.

Что за чудо?

Они стояли возле высокого крыльца крепкого бревенчатого дома. С выкрашенными стенами. С застекленными окошками. С целенькой черепичной крышей. С красной кирпичной трубой, из которой тянуло дымком. Дом, определенно, был жилой.

— Это что еще такое? — только и смог выговорить Баламут.

— Это мой дом, — ответил незнакомец и, стукая посохом по ступенькам, поднялся на крыльцо.

Отодвинув щеколду, он открыл дверь. Щелкнул выключатель, и в прихожей загорелся свет.

— Мама Зона! — произнес негромко Наснас. — Да это просто пансионат какой-то!

В прихожей было тепло, как будто в доме работал обогреватель, и, что самое главное, сухо!

— Скидывайте здесь всю мокрую одежду, — велел незнакомец.

— Так ведь до гола придется раздеться, — заметил Баламут.

— Не боись, дам во что завернуться.

Сам он поставил посох в углу, снял мокрый плащ, встряхнул и повесил на гвоздь. Стянул сапоги, аккуратно поставил их в угол и сунул ноги в домашние тапочки. Одежда под плащом у него была совершенно сухая. На голову он натянул серую бейсболку с вышитыми красным буквами «GCS» на тулье и натянул козырек едва не до самого носа. Ладно, что видны остались только широкий, тяжелый подбородок и тонкие, бледные губы. Как он сам-то видел то, что происходит вокруг?

— А его куда? — спросил Цербер, все еще державший Голема на закорках.

— Его тоже разденьте, — незнакомец открыл обитую черным дерматином дверь и скрылся за ней.

— Ну, как вам ситуация? — спросил у друзей Баламут.

— Нормально.

Цербер сел на корточки и Наснас помог ему уложить Голема на пол.

— Странное место, — Баламут посмотрел по сторонам.

Вообще-то, ничего странного вокруг не было. Прихожая обычного деревенского дома. Пол из некрашеных досок. Длинная скамья, на которой стоят три бадьи, прикрытые крышками, и два жестяных ведра с водой. Старый шкаф с застекленными дверцами, набитый такими же старыми, никому давно не нужными журналами и газетами. Застеленный клеенкой стол, заваленный кучей хлама. Уличная одежда, развешенная на вбитых в стену гвоздях. Ничто из этого не могло вызвать удивления. Если бы дело происходило не в Зоне. В Зоне так не живут. В Зоне любое жилое место — это надежно защищенная огневая точка. Иначе здесь не выжить.

— Все лучше, чем в сарае с кровососами, — усмехнулся Цербер и начал стаскивать с себя мокрую, хоть выжимай, одежду.

Сейчас ему совершенно не хотелось думать о том, что это за дом такой и кто его хозяин? Хотелось поскорее переодеться во что-нибудь сухое, согреться и выпить горячего, крепкого чая. Если хозяин предложит.

Голем по-прежнему был без сознания. Раненый дышал неровно, прерывисто. Всхлипывая порой так, что, казалось, это его последний вздох. Даже, когда его раздевали, он, казалось, ничего не чувствовал. Повязку с глаз, пусть и насквозь мокрую, снять не рискнули. Лубок же, фиксировавший сломанную ногу, пришлось убрать. Бедро Голема выглядело жутко. Из широкой, рваной раны торчал острый обломок бедренной кости. Сломавшаяся кость чудом не задела бедренную артерию, иначе бы Голем умер от массированной кровопотери. Само бедро опухло, отекло и выглядело, как большой кусок хорошенько отбитого и успевшего подтухнуть мяса. Был ли на свете такой чудо-доктор, которому удалось бы спасти и сохранить эту искалеченную ногу? Если и был, так уж, точно, не в Зоне. Что ему тут делать?

Обитая дерматином дверь распахнулась.

— Держите!

Хозяин кинул сталкерам три простыни. Одну в желто-красную полосочку, другую — в цветочек, третью — с нарисованными зайчиками.

— Что это? — спросил Баламут.

— Ваша одежда.

— Это шутка?

— А что, похоже?

— Вообще-то, не очень...

— Ну, так, одевайтесь.

Выбор был невелик — либо простыни, либо мокрая одежда, — и сталкеры, разделив между собой обнову, обмотались ею на манер римских сенаторов.

— Ты, — хозяин ткнул пальцем в Баламута. — Собери все шмотки и вывеси на скотном дворе, чтоб просохли, — он махнул рукой в сторону деревянной двери в дальнем конце прихожей. — А вы двое, поднимайте своего приятеля и несите, куда покажу.

Оставив дверь открытой, странный чужак снова скрылся в глубине дома.

Баламут пожал плечами и начал собирать мокрую одежду.

Цербер с Наснасом подняли Голема и понесли в дом.

— Сколько ты ему визиса вогнал? — глядя в бледное, безжизненное лицо Голема, спросил Наснас.

— Шесть кубов.

— Это не слишком?

— Не знаю, я не врач, — зло огрызнулся Цербер. — После четырех он еще орал. А после шести отрубился. По-моему, это хорошо. И для него, и для нас.

— А, все равно, — тряхнул головой Наснас.

— Что все равно?

— Не жилец, — взглядом указал на Голема Наснас.

Они вошли в жарко натопленную комнату, половину которой занимала большая русская печь. Синенькая занавесочка отделяла от комнаты маленькую кухоньку, расположенную возле устья печи. В дальнем конце, у окна, стоял крепко сколоченный обеденный стол, покрытый белой с красной каймой скатертью. Возле стола — широкая скамья и три стула, старых с гнутыми спинками. В углу — холодильник ЗИЛ. На холодильнике — еще один реликт советской эпохи — радиоприемник ВЭФ, с выдвигающейся антенной. Даже во времена «железного занавеса» на такой можно было «Голос Америки» ловить. Рядом на стене — журнальный постер с портретом Джима Моррисона.

Хозяин открыл двухстворчатую дверь с застекленным верхом. За ней находилась большая комната. Вдоль стены — три окна. Небольшая кирпичная печурка в углу. Две большие, аккуратно застеленные кровати, с железными спинками и блестящими шарами на них. Старенький, продавленный диван. Круглый стол, громадный платяной шкаф и старомодный сервант, заставленный посудой, которой никто никогда не пользовался, и фарфоровыми безделушками. На тумбочке, набитой зачитанными, с мятыми переплетами, книгами, стоит старенький черно-белый телевизор «Чайка», накрытый кружевной салфеткой. Все просто, без затей, но, в то же время, по-домашнему уютно. Такую атмосферу могут создать лишь несколько поколений, жившие в доме, сменяя друг друга. У сталкеров — ощущение полнейшего дежа вю. Как будто без всякой машины времени, всего лишь по мановению руки таинственного хозяина, они перенеслись в прошлое. Или, в параллельный мир, где Чернобыльская АЭС никогда не взрывалась. Странным и чужеродным в этой комнате казался лишь один предмет — куб с метровыми гранями, задвинутый в дальний, самый темный угол и аккуратно укрытый куском черной, плотной портьерной ткани.

— Сюда, — хозяин указал на расстеленную возле печки клеенку, накрытую сверху белой простыней.

Сталкеры уложили раненого и отошли на шаг. Голем, голый, лежал на белой простыне, точно покойник в морге. Мерзопакостное ощущение — смотреть на своего еще живого друга и понимать, что он уже, фактически, труп. Потому что, невозможно выкарабкаться из ямы, когда под ногами только бездна.

В Зоне смерть — обычное дело. Умереть здесь порой проще, чем воды напиться. Поэтому здесь не принято оплакивать мертвых. Или как-то иначе проявлять свою скорбь. Но, все равно, когда на твоих глазах умирает пусть даже не друг, а просто парень, с которым ты вместе отправился в ходку, ты чувствуешь, будто острый, черный, холодный коготь смерти делает отметину на твоем сердце. И, что, если однажды тебе придет в голову пересчитать их все?

— Ну, что стоите? — не глядя на сталкеров, угрюмо буркнул хозяин. — Идите отсюда, я сам со всем разберусь.

Цербер и Наснас попятились к дверям.

— Да, и подотрите за собой в прихожей. А то напоросячили там... В кухоньке на плите чайник стоит. Заварка, конфеты, печенье — рядом, в шкафчике. Отдыхайте. А сюда — не суйтесь! Понятно?

— Чего ж тут не понять-то? — пожав плечами, соврал Наснас.

На самом деле, он не понимал ничего из того, что происходило в этом доме. Ему хотелось задать множество вопросов. Но, в то же время, ему было невмоготу оставаться в одной комнате с хозяином. Ему казалось, будто его схватил за волосы и окунули головой в ведро с водой. Воздух в легких был на исходе, нестерпимо хотелось сделать вдох. Но он ведь не рыба и не умеет дышать под водой!..

Оказавшись за дверью, сталкеры посмотрели друг на друга. Похоже, оба чувствовали одно и то же.

— Да кто он такой, грязь радиоактивная? — едва слышно произнес Цербер. — У меня от него мурашки по спине.

Наснас молча покачал головой.

Про Зону рассказывают много разных историй. Добрая половина из них — откровенный бред. Половина из оставшегося — реальные, но сильно преувеличенные факты. Половина из оставшейся четверти — то, чему не существует объяснений. И еще половина — то, чего вообще не может быть. Но, тем не менее, оно существует. Как этот дом. Стоит себе посреди Зоны, будто заговоренный. Никто ничего не знает не только о нем, но и о его странном хозяине. Да, что там, не знает, если дом попросту невидим! Может быть, его и вовсе не существует? Может, оказались они в некой страшной аномалии, которая медленно сводит их с ума? Ну, разве не безумие, разгуливать по деревенскому дому, завернутыми в разноцветные простыни?

Наверное, сталкеры еще долго стояли бы и смотрели друг на друга, пытаясь не столько понять, сколько смириться с происходящим. Но открылась обитая черным дерматином дверь и в дом вошел Баламут.

— Чего стоите?

— А, так... — махнул рукой Цербер. Потому что, не знал, что сказать.

Баламут усмехнулся.

— Хозяин где?

— Там, — указал на закрытую дверь Наснас. — Големом занимается. Просил не беспокоить.

— Он что, врач?

— Откуда я знаю? — недовольно дернул плечом Наснас. — Сам спроси, если хочешь!

Баламут подумал и решил, что нет у него такого желания.

Пока Цербер с Наснасом наводили порядок, Баламут заварил чай и накрыл на стол.

За окном стояла тьма непроглядная. Дождь, как и прежде колотил в стекло. Свет из окна был отличной приманкой для тварей. А сталкеры сидели за столом и мирно попивали чаек с овсяным печеньем, баранками и уже почти позабытыми конфетами «Белочка». И, вопреки здравому смыслу, не чувствовали никакой опасности.

Смеха ради Наснас поставил на стол приемник, выдвинул антенну и включил его. Ко всеобщему удивлению из динамика полилась музыка — «На сопках Маньчжурии». Причем, так чисто, как будто радиостанция находилась в соседней комнате. Наснас крутанул ручку настройки. Мелодия вальса потонула в шуме статических помех. Но затем снова вынырнула, уже на другой волне. Но все та же самая — «На сопках Маньчжурии». Наснас прогнал настройку по всему диапазону частот и раз двадцать пять поймал одну и ту же мелодию — «На сопках Маньчжурии».

— Что за чертовщина? — непонимающе посмотрел на приятелей Наснас.

— Оставь, пусть играет, — усмехнулся Цербер. — Хорошая музыка.

Они пили чай, слушая вальс.

Но, как только композиция закончилась, она тут же началась снова. Та же самая. «На сопках Маньчжурии». И все тут.

— Выключи, — сказал Цербер, когда тот же самый вальс зазвучал в пятый раз.

Наснас выключил радио и поставил на место. От непонятных вещей лучше держаться подальше — это вам каждый сталкер скажет.

— Ну, какие есть соображения? — посмотрел на приятелей Баламут.

Комментариев не требовалось. И без того было ясно, Баламута интересовало, что думают другие о месте, в котором они оказались.

— Я не знаю, — честно признался Наснас.

— Никогда не слышал об этом доме, — Цербер взял заварочный чайник и долил себе чая. Он любил крепкий чай без сахара.

— Где мы вообще находимся?

— Ну, если мы не сбились с пути...

— Если бы не сбились с пути, то были бы там, куда шли!

— По всей видимости, мы где-то на окраине Пустых Земель. Только там есть места, куда ни один сталкер в здравом уме не сунется.

— А, если и сунется, то не вернется.

— А мы?

— А что, мы? Мы здесь не по своей воле, — Наснас опустил печенинку в чашку с чаем, поболтал и откусил размокший край. — Мы тут, можно сказать, в гостях.

— Напросились, — криво усмехнулся Баламут.

— Можно и так сказать, — согласился Цербер.

— А кто этот тип с посохом?

— Хозяин.

— Спасибо тебе, о, Капитан Очевидность!

— А что ты еще хотел услышать?

— Он, точно, не сталкер.

— Если бы был не сталкером, то не выжил бы здесь. Ты видел, как он дорогу выбирает? Ночью, в дождь, не пользуясь датчиком. Он будто чует каждую аномалию.

— А такое бывает?

-Что именно?

— Чтобы человек чувствовал аномалии?

— А, может, он и не человек вовсе?

— Кто же тогда?

— Ну...

— Говорят, в Пустых Землях призраки водятся. Призрак может в аномалию угодить?

— Призрак, может, и не угодит, но мы бы угодили точно. Мы же шли за ним, как слепые котята.

— Мне как-то не по себе, когда он рядом.

— Мне тоже... Хотя и не пойму, в чем тут дело?.. Как будто холод от него исходит... Или вроде того...

— Нет, не холод, — уверено качнул головой Баламут. — Я помню, как-то раз, чувствовал то же самое. Абсолютно то же чувство. Как-то раз, с полгода назад, я на Милитари попал под обстрел дикого снайпера. Что за идиот, откуда взялся, чего ему было надо — понятия не имею. Одно радует — стрелял он плохо. Иду себе, никого не трогаю, а в меня вдруг начинают палить. Откуда-то с высокой точки. Ну, я естественно, не дурак, сразу в сторону метнулся, прыгнул за обломок бетонной плиты и затих. Жду, когда этот чертов снайпер себя проявит. Сверху, значит, надо мной плита нависает, а справа треснувшая бетонная труба лежит. Минута проходит, другая, третья. Снайпер молчит. И вдруг я чувствую, что рядом со мной кто-то есть. Причем не просто кто-то, а кто-то чужой. Кто-то такой, от одной мысли о ком у меня все волоски на теле поднялись и завибрировали. Как я это почувствовал — не спрашивайте. Сам не знаю. Это был ни запах, ни звук, ни что-либо другое, что можно почувствовать, услышать или увидеть. Я просто вдруг с отчетливой ясностью понял, что за трубой прячется кто-то еще. Тогда я очень медленно, осторожно подполз к трещине в трубе и заглянул в нее. И, чтоб мне сто лишних рентген схватить! По другую сторону трубы затаился кровосос! Видно его тоже сюда снайпер загнал. Но, самое главное — он тоже смотрит на меня сквозь ту же самую трещину в трубе! Прикиньте, а? Ситуация! Мы оба сидим в укрытии, видим друг друга и, вроде как, оба понимаем, что сцепиться сейчас между собой — это значит подставиться идиоту со снайперской винтовкой!

Баламут развернул конфету, сунул ее в рот и запил чаем.

— И чем все закончилось? — спросил Цербер.

— А, ничем. Как стемнело, я тихонечко, ползком выбрался из своего убежища, скользнул в ложбинку и дал деру.

— А кровосос?

— А что, кровосос?

— Что с кровососом стало?

— Ты сам-то понял, что спросил, Цербер?

— А, что?

— А, ничего! Что, я, по-твоему, должен был еще и кровососу помочь оттуда выбраться?

— Тогда к чему ты все это рассказывал?

Баламут задумался. Но, не на долго.

— А, так! К слову пришлось!.. Ну-ка, плесни мне еще чайку.

Баламут протянул Наснасу пустую кружку.

И в этот момент через комнату будто невидимая волна прошла. Ее чувствуешь всем телом, каждой клеточкой. И ощущение, надо сказать, не из приятных. Одному кажется, будто в затылок вбуравливется острое сверло. У другого желудок к самому горлу подкатывает. У третьего все тело на секунду будто судорога сводит. Такое случается в момент выброса. Но до выброса оставалось еще шесть дней.

— Уф! — провел ладонью по лицу Наснас. — Что это было?

— Зря мы в этот дом пришли! — замотал головой Цербер. — Точно вам говорю, зря!

— Да, брось ты, — усмехнулся Баламут. — Что, лучше было бы в сарае с кровососами остаться?

— А здесь что?

— А что здесь?

— Откуда я знаю!

— Ну, а чего тогда кричишь?

— Здесь что-то не так... Что-то неправильно...

— В Зоне ВСЕ не так и неправильно.

Последние замечание все поставило на свои места. Зона — это не загородная дача, где можно спокойно сидеть себе вечерком, попивать чаек с конфетками да бараночками и слушать вальс «На сопках Маньчжурии». В Зоне может произойти все, что угодно. И даже более того. Причем — в любой момент. Так что, здесь все время приходиться быть на чеку. Если, конечно, есть желание остаться живым.

— А как вам хозяин? — тихо спросил Наснас.

— А что хозяин? — пожал плечами Цербер.

— Странный он какой-то...

— Странный? — усмехнулся Баламут. — Это ты, дружище, странный. Цербер — тоже странный. И я, наверное, со стороны тоже странным кажусь. А этот...

Баламут не закончил речь. Чуть приоткрылась створка двери, ведущей в соседнюю комнату, и взорам гостей предстал тот, о ком и шла речь. Бейсболка у него была все так же надвинута на самый нос. Как будто он не хотел, чтобы чужие видели его лицо. А, может, сам ни на кого не хотел смотреть.

Не глядя на гостей и ничего не говоря, хозяин прошел в кухоньку и долго, старательно мыл руки с мылом. Стряхнув воду с рук, он вытер их полотенцем, взял с полки большую кружку с красным петухом и сел вместе со всеми за стол.

-Налей, — он передвинул кружку на центр стола.

Цербер налил в кружку заварки на палец, примерно как себе и спросил:

— Хватит?

— Мне одной заварки, — ответил хозяин.

— Мы не успели поблагодарить тебя... — начал было Баламут.

— Пустое, — буркнул хозяин.

Он взял кружу, до краев наполненную крепко заваренным чаем и сделал два больших глотка. После чего губы его наконец-то сложились в подобии улыбки. Или это из-за оскомины?

— Меня зовут Баламут, — представился хозяину сталкер. — А это, — указал он на своих друзей, — Цербер и Наснас. Раненый — Голем. Мы из «Стражей».

— Зовите меня Блайнд, — хозяин снова приложился к кружке с чаем. Как будто это был не чай, а пиво.

— У нас два контейнера отличных бирюлек. Есть парочка довольно редких — «скрепка» и «обжорка». Хорошее дум-мумие имеется. Свежий жабожир... В общем, можешь сам выбрать, что тебе нужно.

— Мне ничего не нужно, — сказал, как отрезал. Не грубо, но конкретно.

— Мы не хотим оставаться в долгу...

— Завтра вы отсюда уйдете.

— А Голем?..

— Хотите забрать его с собой?

— Он ранен...

— Представь себе, я заметил.

— Так, что?..

— Он останется у меня. До тех пор, пока не сможет сам вернуться.

— Ты полагаешь, он сможет?

— Сможет. Если захочет.

У Баламута на сей счет имелось иное мнение. Но он спорить не стал. В самом деле, глупо было бы сидеть здесь и ждать, когда Голем поправится. Или... Ну, в общем, все равно, глупо.

— Где мы сейчас находимся?

— К западу от Периметра.

— Нет, — недоверчиво улыбнулся Цербер. — Я бывал там пару раз. Места там глухие. Безлюдные.

— Точно, — согласился Блайнд. — Кроме меня, никого больше нет.

— А ты чем тут занимаешься? — поинтересовался Баламут.

— Живу я здесь, — ответил Блайнд. Таким тоном, что ясно стало, задавать дальнейшие вопросы глупо и бессмысленно. — Спуститесь по Периметру, пройдете по окраине Пустых Земель и, ежели по дороге дурака валять не станете, через три дня в своем лагере будете.

— А как же Голем?

— Я же сказал, о нем я позабочусь.

— Может, нам за ним вернуться?

— Нет. Забудьте вообще про это место. Для своей же пользы. Понятно?

Ну, а что тут не понять? Зона — такое место, где лишние вопросы задавать не следует. Особенно тому, кто все равно не собирается на них отвечать. Для своей же пользы. Точно. Это вам любой сталкер скажет.

Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin