Олдос Хаксли «Писатели и читатели» (1936)

«Почти для всех нас страсть к чтению стала чем-то вроде пристрастия к сигаретам. Большую часть времени мы читаем не ради того, чтобы чему-нибудь научиться, не ради того, чтобы расшевелить душу или подогреть фантазию, а просто потому, что чтение — одна из наших дурных привычек и мы страдаем, если у нас есть свободное время и нет печатной продукции, чтобы заполнить вакуум. Лишенные своих газет и романов, запойные читатели набрасываются на кулинарные книги, на инструкции по употреблению готовых лекарств, на правила хранения сухих завтраков, изложенные на обратной стороне коробки. На все подряд. О литературе этого рода — литературе, существующей только потому, что вторая натура любителе чтения не выносит пустоты, — довольно будет сказать, что ее очень много и что она с успехом выполняет свои функции»

«Сама популярность какого-либо автора в определенный период времени есть причина того, что он становится непопулярен позже»

«Можно было бы заявить, что по-настоящему важна не та книга, которая обращает в свою веру десяток миллионов случайных читателей, а та, которая обращает очень немногих, обладающих во время ее распространения реальной властью. Маркс и Сорель оказали влияние на современный мир не столько потому, что написали бестселлеры (Сорель, например, был малочитаемым автором), сколько потому, что среди их читателей были, соответственно, Ленин и Муссолини»

«Чистая или грязная, затхлая или сладковатая — любая вода сгодится насосу, работающему вхолостую. Точно так же любое философское сочинение, хорошее, плохое или нейтральное, способно обратить в свою веру людей, которыми правят страсти и эгоизм и которые постоянно испытывают нужду в моральных и интеллектуальных оправданиях. Отсюда необычайный успех книг, которые кажутся никчемными уже следующему поколению; отсюда временное торжество и влияние явно второсортных и бесталанных писателей»

«Диктаторская пропаганда требует покорности и значительных жертв — в частности, финансового характера, — но за это стремится убедить человека в том, что как представитель избранного народа, расы или класса он лучше всех прочих людей, населяющих земной шар; она заглушает его чувство собственной неполноценности суррогатным величием коллектива, дает человеку основания для высокой самооценки и обеспечивает его врагами, которых он может винить за свои недостатки, давая выход своей скрытой жестокости и любви к издевательствами над себе подобными»

«Диктаторы — это жрецы национализма, а национализм заявляет, что все уже ясно и для достижения счастливого будущего надо просто гнуть свою линию»

«Влияние книг, безусловно, очень велико; но никто, тем паче сами писатели, не может сказать на кого они повлияют, каким образом и надолго ли»

«Обратитесь к библиотечному каталогу, и вы обнаружите, что о карьере Наполеона написано больше книг, чем на любую другую тему. Это бросает странный и довольно-таки страшный отблеск на ментальность современных европейских писателей и читателей. Как нам удастся избежать войны, если люди получают острейшее боварийское наслаждение от истории самого знаменитого в мире милитариста?»

«В большинстве случаев читатели выбирают для себя роли, играть которые легче всего. Ясно, что играть, например, роль святого чрезвычайно трудно. <...> Люди всегда предпочитали играть роли, позволяющие им утолить свои аппетиты и жажду власти. Как и во времена Паоло и Франчески, любимые герои остаются похожими на Ланцелота — это великие воины и великие любовники»

«Ирония писательской судьбы заключается в том, что автор никогда не может сказать с уверенностью, какое именно влияние он окажет на своих читателей»

«Книги заставляют читателей надевать личины, не совпадающие с их истинным лицом; но эти личины могут быть очень далеки от идеала их создателя»

«Как мы видели, читатели часто заимствуют характеры их книг, чтобы, подобно мадам Бовари, использовать их в реальной жизни. Но они также делают и обратное: переносят себя из суровой реальности в литературу, живут вымышленной жизнью на страницах любимых произведений. Одна из главных задач всей популярной литературы, театра, а теперь и кино состоит в том, чтобы давать людям средство утоления, пусть суррогатного и воображаемого, их неудовлетворенных желаний. То есть служит психологически заменителем стимуляторов и наркотиков. Способность такой литературы вызывать у своих ярых поклонников нечто вроде наркотического ступора, помогающего им мириться с самой жестокой действительностью, весьма велика»

«Другую причину того, что литература изобилует титулами и состояниями, следует искать в том самом факте, что в реальной жизни подобных вещей так мало. Бедность и низкое социальное положение авторов и читателей заставляет их искать воображаемой компенсации. И они находят ее в величавом, позлащенном мире литературы. Причем бедность и бессилие в социальном смысле являются не единственными источниками их огорчений; как правило, они ведут скучную жизнь, им не хватает накала или романтики в половых отношениях; они состоят в браке и недовольны этим, либо холосты и опять недовольны этим; слишком стары или слишком молоды; словом, они это они, а не кто-то еще. Отсюда все эти Дон Жаны и хрупкие прелестницы, эти невинные юные кошечки, соблазнительно жестокие супермены и роскошные любительницы приключений»

«Вербальная вселенная придает реальности форму и вместе с тем способна заменить ее, стать высшей реальностью. И именно контакт с этой высшей реальностью, полной смысла и красоты, является опорой нашего разума, предохраняет его от надвигающегося краха»

«Общепризнанных литературных авторитетов больше не существует. Почва, на которой стояли все западные культуры, ушла из-под наших ног»

«Привыкшие поглощать информацию, мы развиваем в себе способность читать очень много и очень быстро. Наверняка есть немало людей, которые после окончания колледжа или университета ни разу не читали что бы то ни было вдумчиво и больше чем один раз. У них нет слов, которыми они могли бы подпереть свои руины»