Весть о смерти последнего старика принес Серега Завидов. Он прискакал черт-те в какую рань и заорал под окнами:

— Димка! Вылезай! Старик Федот помер!

— Чего орешь!.. Чего орешь-то, как оглашенный! — тут же прикрикнула на Серегу мать. — Дима весь вечер в кузне работал, лег уже за полночь.

— Так а я что?.. Я тоже без дела не сижу! — отозвался Серега. — Мы с Семкой уже овец за реку отогнали!.. Разбудите Димку, тетя Лиза!.. Старик Федот помер!

— Ну, помер и помер, что с того... Он на то и старик был. Помер — похороним. Рядом с остальными стариками.

— Димка!.. Димка, вставай!..

— О, ща я тебя жердиной-то!..

Повезло Сереге, что отец вчера на дальнем пастбище заночевал. Отзвонился вечером по мобильнику, говорит, погода, мол, хорошая, гурлы на восток откочевали, чего мотаться туда-сюда. Мать только грозится, а отец уж точно огрел бы Серегу чем под руку подвернулось, разбуди он его в такую рань. Должно быть, знал Серега, что отца дома нет, потому и орал, не боясь, во всю свою дурацкую глотку. Но то, что он орал, действительно имело огромное значение. Во всяком случае, для нашей компании. Если Серега не выдумал все только ради того, чтобы вытянуть меня поутру из дому. С него станется.

Спать хотелось невообразимо. Но я все же продрал глаза, поднялся с постели и, навалившись грудью на подоконник, выглянул в окно.

— Димка! — пуще прежнего заорал, увидев меня, Серега. — Старик Федот помер!

Серега, как обычно, на своей белой лошади верхом и без седла. Красуется. И ружьишка даже самого паршивого не прихватил. Ну да, чего с оружием возиться, если гурлы на восток откочевали. Да только дед мне рассказывал: порой бродяги встречаются. Их то ли из племени выгнали, то ли они сами ушли из-за характера вреднючего, да только такие одиночки злее десяти других гурлов. Дед, конечно, любит приврать, но это он серьезно говорил. Поэтому без облегченного трассера, что мне отец на тринадцать лет подарил, я теперь никуда.

— Слышал уже, — ответил я хрипловатым спросонья голосом.

— От кого? — опешил Серега.

— Да ты ж под окнами уже битых полчаса орешь.

На счет получаса это я, конечно, загнул — думал, пусть Серега малость успокоится. Но он только сильней разошелся.

— Выходи, Димка, ждать не станем! Я по дороге уже Николку кликнул. Он обещал за Нукзаром заскочить. На холме встречаемся.

— Ладно, — говорю, — погоди чуток, сейчас выйду.

Рубашку накинул, штаны натянул. Подошел к умывальнику, воды в лицо плеснул.

Тут мать в дом вошла.

— Куда, — спрашивает, — собрался?

Будто не знает.

— Надо, — степенно ответил я ей. — Старик последний умер.

— И что с того? — Мать — руки в боки. — Что, покойников никогда не видел?

— Так то ж старик, — объясняю я ей. — Последний.

— Димка! — снова донеслось со двора. — Давай скорее!

— А сколько лет было Федоту? — спросил я у матери.

Она призадумалась.

— Ну, тебе сейчас пятнадцать, мне — тридцать восемь, деду нашему — шестьдесят девять... Получается, Федоту не меньше ста лет было.

— Все, я побежал, — сказал я матери, схватил стоявший в углу трассер и выскочил на двор.

Оседлать Часики — так мою гнедую лошадку звали — для меня дело двух минут. Я, как Серега, без седла ездить не люблю. Трассер в седельный чехол сунул и на улицу выехал.

— Ну наконец собрался, — усмехнулся Серега. — Поехали. Нукзар с Николкой заждались уже, поди.

И мы поехали к холму.

Серега хотел было лошадь в галоп пустить, но я его попридержал.

— Погоди-ка, — говорю, — а откуда ты взял, что старик Федот помер?

— Мы с Семкой решили сегодня путь срезать, — Семка, это старший брат Сереги, ему месяц назад двадцать четыре стукнуло. — Погнали стадо мимо Федотова поля. А старика-то не видно, — Серега многозначительно глянул на меня. — Ну, я Семке-то и говорю, не видно что-то старика. Семка для верности из пистолета в воздух пальнул. Минут пять ждали. Нету старика Федота. Ну, а коли старик даже на выстрел не выглянул, значит, точно помер.

Серега был прав. Старик Федот и прежде-то нелюдимым был, а последние лет пять так и вовсе свихнулся. Трассер из рук не выпускал. Как кого завидит, так бежит к ограде и ствол — вперед. Орет: «Пошли вон отсюда, вражьи дети! Это моя земля! Никого сюда не пущу!». Можно подумать, кому-то его ранчо нужно. Большое у старика ранчо, земля хорошая — кто спорит? Так вокруг такой земли столько, что за сотню лет не перепахать!

— Может, не помер старик, а заболел? — предположил я.

Серега усмехнулся.

— Единственная болезнь, которая старика в постель уложит, смертью зовется. Ты помнишь, чтобы хоть кто-то из стариков болел?

Тут он тоже был прав. К тому времени, когда я вырос и понимать начал, что вокруг происходит, стариков только двенадцать осталось. Когда приходила их пора, помирали тихо, а болеть — не болели. Никогда. Когда-то стариков было двадцать четыре. И вот сегодня последний умер.

— Это что ж получается? — спросил я у Сереги, сам удивленный мыслью, что пришла в голову. — Выходит, теперь мы сами по себе? Без стариков жить будем?

— Выходит, так, — кивнул Серега. — Должно же это было когда-то случиться.

— Должно, — согласился я. — Но теперь, без стариков, мир станет другим?.. Или нет?

— Для того мы и едем на ранчо старика Федота, чтобы понять, — с необычной для него серьезностью ответил Серега.

Хотя вопрос-то был задан не ему. Это я так, вслух размышлять начал. Отец говорит, что ежели человек начинает разговаривать сам с собой, то добра от этого не жди.

Нукзар и Николка уже ждали нас на холме. Оба сидели на Николкином коньке. Старый конек, далеко на таком не уедешь. Не пойму, чего Николкин отец его в свое время на мясо не забил? Теперь-то поздно уже, — не мясо, а одни жилы под кожей. У Николки на поясе в самодельной кожаной кобуре здоровенный пневмопистолет болтается. Игрушка, конечно, бьет всего метров на двадцать, но все равно оружие. Случись что, гурла отпугнуть можно.

Николка уже весь на взводе. Сразу вопросы разные задавать начал. Что, мол, да как? Серега ему спокойно отвечает, помер последний старик, а значит, мир входит в новую фазу. Вот прямо так и сказал! Нукзар даже рот приоткрыл от изумления. А Серега будто и не заметил этого. Продолжает. Прежде чем думать, как дальше жить, нужно с наследием стариков разобраться. Ну, а поскольку никому, кроме нас, до этого дела нет, выходит, нам и разбираться.

Я как такое услышал, сразу подтянулся весь. Плечи расправил, грудь выпятил. Мы вчетвером и прежде нередко говорили на эту тему. Умрет, мол, когда-то последний старик, и нам придется брать жизнь в свои руки... Ну, что-то вроде этого. Но одно дело просто думать о будущем, и совсем другое — оказаться перед тем, что уже случилось. Все мы знаем, что рано или поздно умрем, а все равно не можем представить мир без себя в нем. Так же и мир без стариков представлялся нам прежде голой абстракцией. До тех пор, пока был жив хотя бы один из них.

Сначала мы увидели два медленно ворочающих огромными лопастями ветряка, стоявшие рядом с домом старика Федота. От них электрогенератор заряжался. А к тому, что слева, еще и передатчик мобильной связи подвешен. Свой мобильник Федот давно уже куда-то закинул, но против передатчика на ветряке не возражал, понимал: другим людям это нужно. Вообще-то, мужик он был неплохой. До того, как окончательно спятил и спрятался ото всех на своем ранчо. Чуть позже между опорами ветряков нарисовалась крыша дома. Потом опоясывающая ранчо изгородь. Когда я еще был мальчишкой несмышленым, старик Федот отметил границы своих владений, вбив в землю вешки, разукрашенные черно-белыми полосами. А лет шесть назад старик протянул между вешками колючую поволоку. В два ряда.

Мы подъехали к ограде.

Тишина. В смысле никто на нас не заорал и не пригрозил пристрелить на месте всякого, кто рискнет пересечь границу ранчо.

— Ну что? — вопросительно посмотрел на нас с Серегой Нукзар.

На Николку он посмотреть не мог, потому что сидел у него за спиной.

— Помер старик, — уверенно заявил Серега.

— Поехали к воротам, — сказал Николка.

Вдоль изгороди мы доехали до широких ворот. Как у всех, ворота — три длинные жердины, сшитые двумя перекрещивающимися досками. Нукзар соскочил с лошади, чтобы открыть ворота. Снова садиться на лошадь позади Николки он уже не стал — до дома было рукой подать.

В курятнике недовольно квохтали куры. В стойле мычала недоеная корова. Хряк издавал какие-то свои звуки.

— Скотиной бы заняться надо, — сказал деловитый Нукзар.

— Давай, — мотнул головой Серега.

Нукзар улыбнулся и побежал на двор. Глядя ему вслед, я подумал, что Нукзар боится входить в дом, где лежит покойник.

Мы спешились и привязали лошадей. Серега первым забежал на крыльцо и толкнул дверь.

— Заперто, — сообщил он обиженно.

Николка подошел к окну и, ладонями прикрыв глаза от солнца, попытался заглянуть в дом. Ничего путного ему рассмотреть не удалось.

— Ломай дверь, — велел я Сергею.

Серега парень крепкий. Отошел на шаг, ударил в дверь плечом и взвыл, ухватившись рукой за ушибленное место.

— Вот зар-р-раза, — зло процедил он сквозь зубы.

— У него там небось засов стальной, — сказал Николка.

Можно было выбить окно, но делать это из нас троих ни один не захотел.

Пошли через двор. По дороге перекинулись парой слов с Нукзаром, таскавшим скотине ведра с комбикормом. Присоединиться к нам Нукзар отказался, сославшись на то, что работы много. Ну и ладно.

Задняя дверь оказалась заперта изнутри на обычный крючок. Серега сбил его с одного удара. Пройдя через сени, мы вошли в комнату, большую часть которой занимала печь. Кроме нее в комнате имелись еще платяной шкаф, стол, длинная скамья, холодильник и плита, рядом с которой стоял ящик с углем. Над столом висела большая картина, нарисованная стариком Германом. Его картины имелись во многих домах. На той, которую мы увидели в доме старика Федота, был изображен длинный стол. За столом сидели бородатые, длинноволосые люди, одетые кто во что горазд. Ни одного знакомого лица. На переднем плане — сваленные грудой музыкальные инструменты. Я помню, старик Герман любил музыку. Он и нам с ребятами ее постоянно заводил. Но только очень уж странная была эта музыка. Ни хором попеть, ни потанцевать. А после смерти старика Германа старик Федот все его музыкальные чипы в коробку сгреб и к себе на ранчо уволок. Это, сказал он, старикам принадлежит, значит, у стариков и остаться должно.

Серега приоткрыл дверь и осторожно заглянул в другую комнату.

— Здесь он, — сдавленно прошептал Серега.

После этого он почему-то не вошел в комнату, а сделал шаг назад и осторожно дверь прикрыл.

— Ты чего? — удивленно посмотрел я на Сергея.

Серега плечами смущенно пожал и в сторону отступил, вроде как предлагая мне или Николке первым зайти.

Следуя Серегиному примеру, я чуть-чуть приоткрыл дверь и заглянул в соседнюю комнату. В комнате было два окна, закрытые жалюзи. На улице солнце светит, а здесь полумрак. И пахнет сыростью и еще чем-то противно-сладковатым. Первым делом я увидел большой офисный стол с загнутыми краями. На раскоряченную артритом букву «П» похож. На столе три больших компьютерных экрана. Тот, что слева, включен, время показывает — 7:13. Рядом с экранами стопки бумаг, коробки с чипами, инструменты — отвертка, пассатижи. У стены — трехъярусный стеллаж, забитый папками. Даже сверху несколько штук лежало. Возле другой стены стояла деревянная кровать. Наверное, старик Федот сам ее сколотил. Или кто-то по его просьбе сделал. Старик лежал на кровати поверх одеяла, одетый, как обычно, в синюю клетчатую рубашку с закатанными по локоть рукавами и вылинявший бледно-голубой полукомбинезон. На ногах тапочки домашние. Тело все вытянуто, как будто на станке для выделки шкур растянуто, руки на груди сложены. В такой позе не спят и не отдыхают. Ясное дело, помер старик.

Я открыл дверь шире и вошел в комнату. Следом за мной вошел Николка, а потом уж и Сергей. Николка подошел к кровати, посмотрел на старика сверху вниз и двумя пальцами закрыл глаза, которыми тот бессмысленно пялился в потолок.

— Так полагается, — зачем-то объяснил нам с Серегой Николка.

А нам-то что? Сделал так сделал. Ну и ладно.

— Старик-то недавно умер, — с видом знатока изрек Серега. — Сутки, не больше.

Ну вот, еще один специалист по мертвецам объявился.

— Слушайте, мы зачем сюда пришли?

Серега с Николкой уставились на меня, будто и в самом деле не знали, что нам нужно в доме старика Федота.

Я открыл шкаф, схватил первый попавшийся под руку кусок материи — то ли простыню, то ли шторы кусок — и кинул его Николке.

— Накрой старика.

Николка молча выполнил распоряжение.

Теперь, когда старика не было видно, мы все почувствовали себя спокойнее. Как будто пришли в дом, где давно уже никто не живет. Николка уселся в кресло на колесиках, стоявшее возле стола с компьютерами. Такие кресла в общине никто не делал. Видно, старик Федот его из посадочного модуля вытащил и на колесики поставил. Ладно, пусть Николка компьютерными базами данных занимается, он в этом деле мастак, нам с Серегой сто очков вперед даст. Ну, а мы пока в бумажных архивах стариков пороемся.

Наверняка, то, что мы видели в комнате, было лишь малой толикой архива стариков. Федот собрал у себя дома документы всех, умерших до него. Наверное, папками с бумагами и коробками с записанными мемори-чипами были забиты и подпол, и чердак. Для того, чтобы со всем этим разобраться, требовалась уйма времени. Но ни один из нас даже не подумал о том, что мы беремся за непосильную работу. Мы не хотели знать всего, мы хотели узнать главное. И почему-то мы были уверены: ответ на интересующий нас вопрос должен лежать на поверхности. Хотя, наверное, именно его прятал на своем ранчо старик Федот, к концу жизни дошедший до маразма — бросался с винтовкой на всякого, кто мимо проезжал.

В нашей общине стариками принято было называть тех, что первыми прибыли на планету. Первыми и последними. Остальные, и я в том числе, уже здесь родились. Никаких комплексов по сему поводу никто из нас не испытывал. Чего комплексовать-то? Это была наша планета. А Земля, с которой прилетели старики... Ну что Земля? Да, нам постоянно и старики, и родители твердили: Земля — наша родина. Хорошо, пусть так. Но какое мне дело до планеты, которую я видел только в документальных видеофильмах, которые прихватили с собой с Земли старики? Самое смешное, что они, старики то есть, планету, на которой мы жили, тоже Землей назвали. Плохо у них, видно, было с фантазией. Попросили бы меня, я бы куда более красивое название придумал. А то — Земля. Пыль. Грязь. Прах. Я бы даже лошадь так не назвал. Свинью, разве что только, — хрюшка любит в грязи поваляться.

Изначально стариков было двадцать четыре. На Землю — на нашу Землю — они прилетели шестьдесят семь лет назад. Прилетели с той, другой Земли, которую мы не знаем. Понятное дело, стариками они тогда еще не были.

В те времена, когда мои родители были еще детьми, старик Теодор, учивший их истории, записал мемори-чип, последовательно изложив события, приведшие стариков на нашу Землю. Мемори-чип старика Теодора вошел в общий курс истории, который позднее изучал и я вместе со своими сверстниками, представлявшими уже третье поколение родившихся на новой Земле. По мне, так в рассказе старика Теодора было слишком много патетики и маловато информации. Если верить ему, так все жители той, старой Земли, как один, были бесстрашными героями, готовыми совершать подвиги и жертвовать жизнью ради счастья и процветания родины. Ну, и они сами, старики, были из той же славной когорты, поэтому, когда родина сказала «надо», они разом ответили «будет сделано». Суть же подвига, который потребовала от стариков та, другая, Земля, заключалась в том, что на звездолете нового типа «Гауди» они должны были совершить подпространственный прыжок в направлении звездного скопления, называвшегося в официальны отчетах «Ахиллесова Пята». Конкретно их интересовала звезда Ку-Эм-15, возле которой, по оценкам земных астрономов, могла находиться планетарная система с планетой земного типа.

С этого места начинаются непонятные моменты. Такое впечатление, что старик Теодор умышленно о чем-то умалчивает. Прежде я боялся спросить его об этом, а теперь и обратиться не к кому. Я думаю, Теодор так же, как и прочие старики, хотел, чтобы у нас сложился светлый, ничем не замутненный образ далекой прародины, которую мы не знали, но должны были любить. Наверное, старики все еще верили, что когда-нибудь мы сможем туда вернуться. Они не понимали, что нам нужна не красивая сказка о старой Земле, а правдивая история о том, почему мы оказались здесь, почему о нас забыли, почему эта самая распрекрасная родина бросила нас.

До старта звездолета «Гауди-11», на котором прилетели на нашу Землю старики, люди старой Земли осуществили всего только шесть запусков кораблей нового типа, перемещавшихся в подпространстве с использованием искусственно созданных червоточин. Два из них были беспилотными. О том, все ли запуски оказались удачными, старик Теодор умалчивает. И вот, всего после шести пробных запусков, старая Земля строит аж целую флотилию из четырнадцати звездолетов нового типа. У каждого экипажа своя цель — звезда с планетарной системой, в которой могут находиться планеты земного типа. Говоря иными словами, планеты, на которых могли бы жить люди. С чего вдруг такая спешка? Что происходило в то время на старой Земле? Быть может, все ее природные ресурсы были исчерпаны, и планета находилась на грани гибели? Об этом старик Теодор опять же ничего не говорит. Зато в пользу апокалиптической версии свидетельствует тот факт, что, обнаружив подходящую для жизни планету, экипаж любого из «Гауди» должен был отправить на Землю автоматический зонд с соответствующей информацией. Сами же они должны были остаться на вновь открытой планете, основать на ней колонию и ждать новых поселенцев.

Насколько можно понять из скомканного рассказа о предполетной подготовке, никто из экипажа «Гауди-11» никогда прежде не летал на звездолетах нового типа. Но зато всех их распирало от энтузиазма и желания послужить родине, которая доверила им... Ну, и дальше подобная чушь. Историю полета за пределы Солнечной системы старик Теодор живописует довольно подробно, но в ней нет ничего интересного. За орбитой Плутона экипаж «Гауди-11» создал червоточину, сориентированную на интересующее их звездное скопление. Подпространственный прыжок прошел успешно, и это подняло настроение всему экипажу. Дело в том, что несовершенная система создания червоточин, которой был оборудован звездолет, позволяла лишь дважды совершить подпространственный переход. Туда и обратно. Если бы «Гауди-11» вышел из подпространства слишком далеко от намеченной цели, перед экипажем встала бы нелегкая дилемма — возвращаться назад либо повторить подпространственный прыжок в выбранном направлении. Скорее всего, как истинные герои, они выбрали бы второй вариант. Но тогда, в случае, если бы им не удалось обнаружить пригодную для колонизации планету, люди рисковали навсегда зависнуть в холодной космической пустоте, черт-те в какой дали от родной планеты. Честно признаться, у меня от одной только мысли об этом — звездолет, зависший в пустоте среди космического мрака — начинают мурашки по спине ползать. Что тут поделаешь, по-видимому, я не герой. Именно поэтому мне трудно представить, как ведут себя настоящие герои, вроде наших стариков, когда судьба смеется над ними. Ехидно, издевательски смеется.

Как и предсказывали земные астрономы, исследователи обнаружили возле звезды Ку-Эм-15 планетарную систему. Но все семь планет системы были мертвы. Мертвы настолько, что не имело смысла высаживаться ни на одну из них, чтобы убедиться в очевидном. Миссия «Гауди-11» провалилась. И нашим старикам не оставалось ничего иного, как только совершить подпространственный прыжок в обратном направлении.

По всей видимости, система создания червоточин была еще не слишком хорошо отработана. Выйдя из подпространства, экипаж «Гауди-11» увидел чужие звезды. Люди не имели понятия, куда попали. Старая Земля пропала где-то в глубинах мироздания. И вот тут-то судьба преподнесла героям подарок, — они обнаружили планетарную систему, состоящую из девяти планет, третья из которых не только имела кислородно-азотную атмосферу, но и развитую биосферу. При том, что выбора у экипажа «Гауди-11» не было никакого, можно сказать, им безумно повезло. Отправив в обратный путь автоматический зонд с отчетом об экспедиции, старики высадились на планету и приступили к выполнению своей миссии.

Смешно, но запустив зонд практически в никуда, старики все, как один, верили: он непременно долетит до старой Земли. Наверное, так им было легче смириться с неизбежным.

На корабле стариков так же, как и на всех остальных кораблях серии «Гауди», имелась криогенная камера, в которой хранились оплодотворенные яйцеклетки — будущие колонисты, — а также оборудование, необходимое для их развития и выращивания зародышей. Из четырехсот имевшихся на борту яйцеклеток родились триста сорок два младенца. Не все сразу, не в один день, но все равно, думаю, тогда старикам пришлось повозиться. Младенец это ведь не овца, которую достаточно напоить да корм задать. Тем не менее ни один из младенцев не погиб. Один из этих искусственно рожденных детей был мой дед, другая — моя бабушка. Родители мои появились на свет уже естественным путем. Так же, как и я. В настоящее время наша община насчитывает уже более тысячи человек.

Старики, конечно, сделали огромное дело. Для всех нас. Ну, начать хотя бы с того, что, если бы не они, я бы никогда не появился на свет. Странно даже представить себе такое, — мир существует, а меня в нем нет. Но если с первым поколением рожденных на нашей Земле детей отношения у стариков были самые теплые, то уже следующие дети стали сторониться тех, кто прилетел на «Гауди-11». А мои сверстники и подавно смотрели на стариков, как на каких-то древних чудовищ. Нет, мы, несомненно, уважали их, внимательно слушали все, что они хотели нам сказать, но искренней привязанности к старикам ни у одного из нас не возникло. Только недавно, повзрослев, я, кажется, начал понимать, в чем причина. Старики являлись для нас реликтами другого, чуждого нам мира. И наш мир они хотели переделать по-своему. Так, чтобы на нашей Земле все было так же, как на их прародине. Когда они, закатив глаза, вспоминали красоты старой Земли, мы не могли понять, чем же они восхищаются? Что на старой Земле было такого, чего нет у нас? Нам не нравилось — страшно не нравилось! — то, что, назвав нашу планету Землей, старики на этом не остановились. Всему вокруг они присваивали названия земных прототипов. Я понятия не имею, насколько похожи наши лошади на лошадей, обитающих на старой Земле, но старики назвали их лошадьми, и мы следом за ними повторяем это слово. То же самое относится к свиньям, овцам, курам, гусям, мышам, волкам, елкам, березам, облакам... Да все, на что ни глянь, носит название, принятое на старой Земле! Единственным, что нам все же удалось отбить у стариков, были гурлы. Старики их тоже поначалу индейцами называли, но мы с ребятами быстро перешли на гурлов. Если гурлы сами себя так называли, так почему же мы должны называть их какими-то там индейцами?..

И еще старики что-то скрывали от нас. Это сквозило во всем — во фразах, которые они внезапно обрывали, во взглядах, стыдливо отведенных в сторону или опущенных к земле. В том, как смотрели на нас старики, когда думали, что мы этого не замечаем, — с жалостью, как на безнадежно больных, которые еще не подозревают, что дни их сочтены. В том, что все, до последнего клочка бумаги, оставшееся в домах умерших стариков, старик Федот прятал у себя на ранчо. И охранял подступы к нему с трассером в руках. Три старика умерли в течение последних двух лет, и всякий раз старик Федот оказывался в доме покойника раньше, чем туда успевали забраться мы. И вот теперь у нас наконец-то появился шанс отыскать истину.

— Черт раздери меня на четыре части!

Если бы Серега выругался так при ком-то из старших, то одним подзатыльником точно не отделался бы.

— Что там у тебя?

— Смотри!

Серега хлопнул на стол раскрытую папку. Вместе с другими бумагами в папку была подшита страница, вырванная из какого-то старого журнала. Текст, набранный мелким шрифтом, и цветная фотография.

— Лошадь, — сказал я.

— Наша лошадь, — уточнил Сергей.

— И что с того? — спросил Николка, который тоже повернулся, чтобы посмотреть нашу находку.

— А то, что у нас в общине не выпускают журнала, из которого вырвана эта страница. Выходит, этот журнала был отпечатан еще на старой Земле.

Я быстро пробежал глазами текст рядом с фотографией лошади. Серега был прав. В статье упоминались населенные пункты, которых не существовало на нашей Земле, и имена людей, которых я никогда не слышал.

— Но это значит...

Я умолк, не закончив фразу, так как и сам еще не мог понять, что же это значит.

— Ну? — вопросительно уставился на меня Серега.

— Ищем дальше, — сказал я.

Через полчаса в комнату осторожно заглянул Нукзар. Бросив косяка в сторону кровати, где лежал мертвый старик, он подошел к столу, за которым работал Николка. К этому времени мы уже нашли столько всего, — и фотографии, и газетные вырезки, и информационные файлы, и письма, которые писали старики своим друзьям и родственникам, оставшимся на старой Земле, письма, которые они никогда бы не смогли отправить, — в чем никаких сомнений быть не могло. Да и Николка отыскал в компьютере фрагменты бортового журнала «Гауди-11» и расчеты направления червоточины, которой воспользовался экипаж корабля, надеясь вернуться домой. Мы с Серегой в расчетах этих слабо разбирались, но Николка — он у нас голова! — поморщил нос, почесал затылок и сказал, что ошибки быть не может. Так что Нукзар оставался среди нас единственным, кому пока еще была неизвестна тайна стариков. Но по нашим лицам Нукзар сразу понял: мы нашли то, что искали.

— Ты и представить себе не можешь, что скрывали от нас старики, — хитро подмигнул Нукзару Николка.

— Не могу, — честно признался Нукзар. — А что?

— Мы на Земле.

— Ну да, — кивнул Нукзар. — На Земле. А то где же?

— Нет, ты не понял, — замахал руками Сергей. — Мы на старой Земле.

Нукзар растерянно хлопнул глазами.

— На той самой Земле, откуда прилетели старики, — уточнил я.

— Ага, — только и сказал Нукзар.

Я мысленно поставил себя на его место и решил, что, пожалуй, тоже отказался бы принимать на веру подобное заявление.

— Все дело в червоточинах, — приступил к обстоятельному объяснению Николка. Любил он это дело. — К моменту старта «Гауди-11» техника подпространственных переходов была еще плохо отработана. Во время одного из переходов произошел сбой. Вполне возможно, что уже после первого подпространственного прыжка «Гауди-11» оказался в иной вселенной.

— Как это в иной? — спросил Нукзар.

— Ты что, никогда не слышал теорию о множественности параллельных миров? — налетел на него Серега, который до прихода Нукзара успел с помощью Николки обстоятельно разобраться в данном вопросе.

— Слышал, — как-то не очень уверенно ответил Нукзар.

— Ну вот, в одну из таких параллельных вселенных и угодил после прыжка «Гауди-11».

— А после второго прыжка они переместились в третью вселенную, — добавил я. — То есть «Гауди-11» вернулся назад, на Землю. Только это была уже другая Земля, с другой историей.

— Сами-то старики это сразу поняли, — сказал Сергей. — Но договорились никому об этом не рассказывать.

— Почему? — спросил Нукзар.

— Потому что сами они были родом со старой Земли, — ответил ему Николка.

— Должно быть, они полагали, что нам будет легче жить, зная, что где-то очень далеко существует наша далекая прародина, — сказал Сергей. — И когда-нибудь оттуда непременно прилетят новые поселенцы.

— Они думали, что таким образом передают нам свою миссию, — уточнил я.

— Ага, — Нукзар озадаченно почесал затылок. — И что нам теперь с этим делать?

Мы все молча переглянулись. Вопрос, заданный Нукзаром, был гораздо серьезнее того, с которым мы пришли в дом к старику Федоту. Прежде мы хотели только удовлетворить свое любопытство, теперь же нам предстояло принять решение за всю общину.

— Послушайте, — сказал Николка, — а ведь никому, кроме нас, нет дела до того, что прятал в своем доме старик Федот.

— Ну и что? — посмотрел на него Сергей.

Серега — тугодум. А вот я сразу разгадал замысел Николки.

— Выходит, что это все, — Николка сделал широкий жест, указывая на компьютеры, на коробки с мемори-чипами, на стеллаж с документами, на все, что еще могло быть спрятано в доме последнего старика. — Это никому не нужно.

— И что ты предлагаешь? — снова задал вопрос Серега.

— Может, сжечь все это, на фиг? — тихо произнес Нукзар. — Мы живем на своей Земле, а то, что прятали от нас старики — история чужого мира.

— Который остался где-то в другой вселенной, — добавил я.

— У вас как с головами-то? — озадаченно посмотрел на нас с Нукзаром Николка. — Может, тогда и посадочный модуль, который у озера стоит, тоже взорвать? И кладбище стариков с землей сравнять? А с кораблем — он до сих пор на орбите висит — что делать прикажете?

— Почему мы вообще должны все это от кого-то скрывать? — непонимающе развел руками Серега.

— Потому что это никому не нужно, — сказал я.

Мы спорили еще минут двадцать, и в конце концов решили собрать все архивные материалы из дома старика Федота и оттащить их в посадочный модуль. Николка сказал, что в модуле подходящие условия для долгосрочного хранения архивов. Вот пусть они там и лежат до тех пор, пока кому-то не понадобятся. Хотя мне так кажется, что никто ими заниматься не станет. Ну и пусть старики прилетели с другой планеты, находящейся в иной вселенной? Мы-то все родились здесь, на нашей Земле. Откуда тут взяться ностальгии!

В кармане у меня заверещал мобильник. Звонила мать.

— Дима, звонил отец, — быстро заговорила она. — Он собирается остаться на пастбище еще на пару дней. Хочет, чтобы и ты к нему подъехал.

— Понял, мама, я ему перезвоню, — ответил я.

— Не перезвоню, а немедленно отправляйся! — повысила голос мать.

— Договорились, — я решил, что лучше не спорить. — Ты знаешь, старик Федот действительно умер.

— Ну и хорошо, — тут же ответила мать.

— Почему хорошо? — удивился я.

На этот раз ответ последовал не сразу. Должно быть, мать сама задумалась над своими словами.

— Не знаю даже, — произнесла она наконец. — Само как-то вырвалось... Но мы всегда будем помнить стариков.

Конечно, мы будем их помнить. Вот только планету непременно назовем по-своему.

Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin