Что может противопоставить слабый человек воле всесильных богов? Разве что только свое упорство и неверие в то, что боги способны все решить за него.
Сервий Плавт даже не пытался понять происхождение той неведомой силы, что занесла их в край, в котором никогда прежде не доводилось бывать ни одному из подданных Священной Империи. И все же центурион не оставлял надежду отыскать дорогу домой. Как он полагал, для этого достаточно выйти к берегу моря. Там уж непременно отыщется мореход, знающий путь к берегам Римской Империи. У центуриона просто в голове не укладывалась мысль о том, что кто-то из мореходов, поднимающих парус, чтобы пересечь морские просторы, мог не знать о существовании величайшей Империи, покорившей полмира, раскинувшей свои пределы от моря и до моря, и не прекращающей своего победоносного шествия вперед, к границам неизведанных земель, дабы одарить плодами цивилизации дикие варварские народы.
Однако, беседа, которая не так давно состоялась у Сервия Плавта с тремя людьми-ящерами не внушала оптимизма.
А дело было так.
Как-то раз, воспользовавшись концом своего ножа, Плавт, как мог, изобразил на песке придуманную им самим карту несуществующего побережья. По одну стороны от неровной линии, обозначающей границу между сушей и водой, он наставил множество мелких точек, что должно было изображать песок пустыни, по другую же сторону он нарисовал несколько коротких волнистых линий, обозначающих воду.
Трое людей-ящеров, присев на корточки, с интересом наблюдали за тем, что делал человек.
Закончив свой рисунок, Сервий Плавт взял с пола горсть песка и высыпал его туда, где на карте была изображена суша.
-Земля! - отчетливо и громко произнес он, указав пальцем на кучку песка.
Люди ящеры о чем-то негромко посовещались между собой, после чего один из них поднял одновременно обе руки до уровня плеч и сразу же опустил их. Сервий Плавт уже знал, что этот жест у людей-ящеров означал согласие, - что-то вроде короткого кивка, который используют в подобных ситуациях люди.
С невысокого столика из переплетенных веток, покрытого скатертью мха, центурион взял чашу, наполненную соком, и выплеснул часть жидкости на участок карты, обозначавший море.
-Вода! - произнес он, взглянув на людей-ящеров, и на
всякий случай плеснул на нужный участок карты еще немного
жидкости.
Все трое людей-ящеров одновременно подняли и опустили руки.
-Мы, - Сервий Плавт ткнул пальцем себя в грудь, а затем поочередно указал на каждого из своих собеседников, - находимся здесь, - он указал пальцем на участок, обозначающий сушу. - Мне, - он снова указал пальцем на себя, - нужно попасть сюда, - центурион указал на мокрый участок карты, - к морю. Вы знаете дорогу? - Сервий Плавт кончиком ножа прочертил линию, соединяющую сушу и море.
После того, как люди-ящеры посовещались между собой, один из них поднял правую руку и прочертил ею в воздухе горизонтальную линию, - знак отрицания.
-Вы не знаете, дорогу к морю? - не смог скрыть своего разочарования Сервий Плавт.
На всякий случай он еще раз прочертил ножом линию, соединяющую сушу и воду на импровизированной карте.
Человек-ящер вновь повторил свой отрицательный жест.
Затем он зачерпнул пригоршню песка и высыпал его на то место, куда до этого центурион вылил жидкость. Теперь вся карта была засыпана песком.
Человек-ящер пристально посмотрел на римлянина и что-то прощелкал на своем непонятном языке. После чего еще раз, чтобы уж вовсе никаких сомнений не осталось, повторил горизонтальное движение рукой.
Сомнений быть не могло, - люди-ящеры хотели объяснить центуриону, что пустыня не имеет границ.
И все же, Сервий Плавт решил продолжить путь. Он не без оснований опасался, что, проведи они еще нескольких дней в подземном городе людей-ящеров, условия жизни в котором, хотя и отличались от тех, к котором привыкли римляне, но были при этом вполне комфортными, ему уже не удастся построить своих воинов в колонну по пять и, указав направление в сторону ровной, как острие меча, линии горизонта, заставить их вновь шагать по красным пескам, держа путь в безвестность.
Центурион знаками постарался объяснить человеку-ящеру, который почти все время находился рядом с ним, что им пора уходить. Плавт полагал, что это тот же самый представитель племени людей-ящеров, который первым встретил людей, хотя на самом деле это мог оказаться кто угодно, - на взгляд человека все обитатели подземного городка, не носившие ни одежды, ни каких либо иных украшений, были неотличимы один от другого.
Плавту показалось, что человек-ящер понял, что он хотел ему сказать. Если хозяин подземного города и считал принятое римлянином решение полнейшим безрассудством, то он оставил собственное мнение при себе. С первых же дней знакомства с людьми-ящерами, центурион обратил внимание на то, что им была свойственна редкостная деликатность. О чем бы ни заходила речь, никто из местных жителей не пытался навязывать гостям своего мнения.
В подземном селении людей-ящеров вынужден был остаться только легионер по имени Иторис. В последней битве при Каннах карфагенская стрела насквозь пробила Иторису левое бедро. Если бы он сразу попал в руки опытного лекаря, то рана, скорее всего, зажила, оставив, как напоминание о себе, только две отметины, похожие на мелкие серебряные монеты, прилипшие к коже. Но после двухдневного перехода по пескам пустыни, когда не было даже воды, чтобы промыть рану, и чистой материи, чтобы заново ее перевязать, рана на ноге Иториса начала гнить. Нога легионера болела все сильнее, и вскоре он уже не мог идти, не опираясь на плечи двух своих товарищей. К моменту встречи с людьми-ящерами в ране на ноге Иториса уже завелись червяки. Нога распухла, сделавшись похожей на колоду. Кожа на ней приобрела мерзкий темно-фиолетовый цвет. Самого Иториса трясло, как в лихорадке. Лицо его сделалось мертвенно-бледным, словно обсыпанное мукой. По вискам стекали крупные капли холодного пота. Руки же его были горячими, как у человека, только что вышедшего из термы. Сервию Плавту и прежде доводилось видеть такие последствия ранений, которые на первый взгляд казались легкими. Он знал, что Иторис уже не жилец.
Но, к тому времени, когда римляне решили продолжить свой поход в никуда, растительные лекарства, которые люди-ящеры давали Иторису, избавили его от жара. Рана на ноге легионера очистилась от гноя и червей, и уже не причиняла нестерпимых мучений. И даже опухоль бедра начала понемногу спадать.
Но даже удивительные лекарства людей-ящеров не могли сделать невозможного. Как и все прочие, Иторис понимал, что не сможет продолжить путь вместе с центурией. Для того, чтобы рана зажила, требовался покой и надлежащий уход. Долгий путь через пески стал бы для Иториса дорогой в царство мертвых. Рана снова начала бы гнить и убила бы легионера прежде, чем отряд добрался до моря, которое надеялся отыскать Сервий Плавт.
Прощаясь с Иторисом, центурион пообещал, что непременно вернется за ним сам или пришлет кого-то, как только доберется до границ цивилизованного мира. Легионер в ответ только грустно улыбнулся. Оба они понимали, что обещание это почти невыполнимо. Никто никогда прежде не слышал о мире, в котором не восходит солнце. Никто не знал, где он находится и насколько далеко простираются его границы. И возможно ли вообще выбраться за его пределы? Поэтому неясно было, кто поступал безрассуднее, - те, кто решили продолжать путь, зная, что конца ему может и вовсе не быть, или же тот, кто вынужден был остаться среди существ, с которыми он даже не мог объясняться на одном языке?
Чтобы проводит легионеров, едва ли не все обитатели подземного города выбрались на поверхность. Сервий Плавт догадывался, что в подземном городе обитает немало людей-ящеров, но он не ожидал, что их окажется так много, - раза в три больше, чем число легионеров в его центурии. И явились они не с пустыми руками. Почти каждый человек-ящер имел при себе большой округлый сосуд. Некоторые из них были наполнены соком. В других находилась плотная масса желтоватого цвета, служившая людям-ящерам основной пищей. Они изготовляли ее из скисшего сока растения, похожего на небольшую пальму. Получавшийся при этом продукт был очень питательным, а по вкусу напоминал жирный овечий сыр. Все это были припасы, которые люди-яшеры приготовили легионерам в дорогу.
Не зная, как отблагодарить людей-ящеров за их гостеприимство и доброту, Сервий Плавт подошел к стоявшему поблизости от него представителю удивительного народа, - центурион по-прежнему считал, что это все тот же, человек-ящер, с которым он постоянно общался, - и сняв цепь с золотым медальоном, пожалованную ему консулом Варроном, надел ее на шею человека-ящера. Тот приподнял медальон тонкими пальцами и удивленно посмотрел на него. Затем он перевел взгляд на Сервия Плавта, облизнул языком ноздри и что-то быстро прошуршал-пощелкал на своем непонятном языке.
-Я не знаю, что ты сказал, - улыбнулся в ответ ему Плавт.
- Но, полагаю, что ты остался доволен подарком. К сожалению, это все, чем я могу отблагодарить тебя. Надеюсь, если судьба снова сведет нас, мы сможем оказать вам ответную услугу.
Человек-ящер опустил медальон на грудь и что-то щелкнул, как будто отвечая на слова римлянина. Затем он поднял обе руки и тут же опустил их.
-Я рад, что нам удалось найти общий язык, - Сервий Плавт слегка наклонил голову. - Мы очень непохожи друг на друга, и, тем не менее, без особого труда смогли достичь взаимопонимания. Будь иной случай, мы непременно погостили бы у вас подольше. И, кто знает, возможно, мы даже научились бы понимать языки друг друга. Не знаю, чем закончится наш поход, сумеем ли мы отыскать дорогу домой, но, как бы там ни было, я рад, что мы встретились.
Про себя центурион подумал: быть может, в том и заключается истинное предназначение человека, как бы он не выглядел внешне, - искать взаимопонимание с себе подобными?
Сделав шаг назад, Сервий Плавт приложил правую руку к бронзовому панцирю на груди, а затем резко вскинул ее вверх.
Следом за ним тот же жест повторили разом все легионеры, уже выстроившиеся в колонну по пять.
Удивленно посмотрев на людей, человек-ящер с золотым медальоном на груди тоже поднял руку вверх. Получилось это у него не так браво, как у легионеров, скорее даже совсем неловко. Но ни один из римлян даже не улыбнулся, глядя на полусогнутую фигуру человека-яшера с большой круглой головой, безгубым ртом и выпученными глазами, прощающегося с ними традиционным салютом римских легионеров.
Промаршировав мимо людей-яшеров, стоявших возле невысоких песчаных холмиков, отмечавших входы в их подземный город, центурия продолжила движение в направлении горизонта.
Песок - и ничего вокруг. Все время одно и то же, словно нарисованное, небо над головой. После нескольких часов такого марша начинало казаться, что ты движешься без остановки уже несколько дней. А, может быть, и месяцев. А, может быть, и лет.
Времени не существует, есть только движение вперед.
Тишина. Только едва слышное поскрипывание песка под башмаками.
Духота. Воздух неподвижен, как в летний полдень.
Вперед и только вперед, пока есть силы.
Центурион Плавт объявлял привал, только когда ему самому казалось что пора остановиться и передохнуть. Легионеры рассаживались кругом, клали рядом с собой оружие, молча ели, пили сок, перелитый во фляги. Угрюмые, давно небритые лица солдат выглядели осунувшимися. Взгляды, брошенные в его сторону, зачастую казались Сервию Плавту злыми.
Настроение у всех было подавленное. Центурион никому не рассказывал о своей беседе с людьми-ящерами, уверенными в том, что у пустыни нет конца, но, казалось, и без того уже никто не верил в то, что они когда-нибудь выберутся из этих багровых песков. Единственным, что пока еще удерживало отчаявшихся людей от бунта, была привычка солдат к дисциплине и повиновению старшему.
Чувствуя то же самое, что и его солдаты, Сервий Плавт старался, чтобы привалы не были слишком долгими. Дав людям возможность поесть, утолить жажду и немного отдохнуть, он снова строил их в колонну по пять и вел дальше через пески. По собственному опыту центурион знал, что на ходу куда проще бороться с мрачными мыслями, лезущими в голову с упорством крыс, учуявших запах сыра.
Однажды, примерно через сутки после того, как легионеры покинули поселок людей-ящеров, в небе над их головами появилось ужасное существо, похожее на странного вида летучую мышь, выросшую до небывало огромных размеров. Сделав круг над строем, чудовище завалилось на левое крыло и начало стремительно пикировать на людей.
По команде центуриона, легионеры разом подняли над головами щиты и выставили вверх длинные копья.
Летающее чудовище ударило в самый центр строя. Сила удара оказалась настолько велика, что шестеро человек были сбиты с ног. Но благодаря надежной защите никто не пострадал, хотя кое-кто из легионеров имели возможность как следует рассмотреть утыканную острыми, как шило, конусообразными зубами пасть летающего хищника, оказавшуюся менее чем в локте от его лица. Несколько копий оказались сломанными, но, по крайней мере, три сердцевидных лезвия вошли в брюхо зверя, угодив точно между защищавшими его продольными роговыми пластинками.
С омерзительным клекотом, похожим на звуки, издаваемые человеком, которому вода попала в дыхательное горло, летающий хищник ударил крыльями по щитам, укрывшим от него желанную добычу, двумя резкими толчками поднялся на высоту в три человеческих роста, раскинул в стороны кожистые крылья, заложил крутой вираж и, еще раз пронзительно вскрикнул, начал быстро набирать высоту.
Плавт наблюдал за полетом невиданного чудовища до тех пор, пока оно не скрылась из виду. Больше всего центуриона интересовало, не ударится ли крылатый монстр о казавшийся нарисованным купол неба. Но, то ли летающий ящер так и не поднялся на требуемую высоту, то ли купол неба находился значительно выше, чем казалось при взгляде снизу, только ничего необычного так и не произошло.
Несмотря на то, что внезапное нападение хищной твари с кожистыми крыльями могла стоить жизни одному-двум легионерам, событие это внесло хоть какое-то разнообразие в череду муторных, бесконечно скучных часов, когда все, что требовалось от человека, сводилось лишь к тому, чтобы вовремя переставлять ноги, - иначе следующий в строю наступал на пятки идущему впереди. Некоторое время легионеры живо обсуждали между собой как внешний облик летающего хищника, так и его потенциальные возможности, как убийцы. Но и эта тема в конце концов приелась, и разговоры в строю постепенно затухли, словно угли прогоревшего костра.
Центурион Плавт с некоторым даже удивлением отметил, что ни у кого уже не возникало вопросов вроде того, откуда появилась эта невиданная хищная тварь? Люди свыклись с мыслью о том, что мир, в котором они оказались, не имел ничего общего с теми странами, что лежали за пределами Священной Империи. Казалось, что бы не произошло в бескрайней красной пустыне, - пусть даже из-под земли начнет бить фонтан красного виноградного вина! - все будет воспринято, как должное.
Но Сервий Плавт ошибался, - возможности человеческой психики имели свои пределы. Барьер, отделявший нежелание верить в происходящее от необходимости приспосабливаться к условиям нового мира, оказался настолько тонок, что не потребовалось ничего сверхъестественного для того, чтобы он рухнул.
Ропот в рядах легионеров начался на очередном привале, когда обнаружилось, что продовольствие, которым снабдили их люди-ящеры, пришло в негодность. Пища, прежде походившая на мягкий овечий сыр, превратилась в дурно пахнущую клейкую массу, вкусом напоминающую болотную тину. Сок же, налитый во фляги, прокис и вонял настолько омерзительно, что никто не решился даже прополоскать им пересохший рот.
Легионер Грахт, для которого, как и для центуриона Плавта, нынешняя кампания против войск Карфагена была уже второй, поднялся на ноги и демонстративно вылил прокисший сок из фляги на песок. При этом он еще и выругался, поминая, как богов, так и тупых командиров, благодаря стараниям которых он оказался в проклятой богами пустыне, в которое если что и можно найти, так только свою смерть.
Сервий Плавт сделал вид, что слова Грахта не имели к нему никакого отношения. Он сидел на песке, глядя в ту сторону, где небо смыкалось с землей, образуя плавно изгибающуюся в обе стороны линию горизонта, за которую не мог заглянуть даже самый зоркий взгляд.
То, что центурион никак не отреагировал на его развернутую тираду, еще пуще распалило Грахта. Он схватился за копье, стоявшее вместе с остальными, воткнутое нижним наконечником в песок, и держа его сгибе руки, не спеша приблизился к Плавту.
-Я возвращаюсь к людям-ящерам! - заявил он громко, так чтобы его мог слышать не только центурион, но и все остальные. - Там я, по крайней мере, не издохну от голода и жажды!
Приподняв голову, Сервий Плавт посмотрел на легионера взглядом безмерно уставшего человека.
Лицо более уродливое, чем у Грахта, трудно было даже вообразить. Нос у легионера был сломан и напоминал по форме изгрызенную мышами репу. Глаза были широко расставлены и оба косили в разные стороны. Нижняя челюсть по лошадиному выступала вперед. Широкая нижняя губа, отвисая вниз, открывала ряд больших и неровных зубов, в котором не хватало, по крайней мере пары передних. Число шрамов, покрывающих лицо Грахта невозможно было сосчитать, поскольку зачастую они накладывались один на другой. И, что самое удивительное, все это были не следы от ран, полученных в боях. Сервию Плавту не доводилось встречать человека более удачливого в бою, чем Грахт. За все то время, что легионер находился под началом Плавта, он получил только одно ранение, - неудачно парировав удар меча противника, Грахт потерял два сустава на мизинце левой руки. Лицо его выглядело так же, как и сейчас, еще до того, как Грахт впервые встал в строй. А что уж тому было причиной, о том Грахт предпочитал помалкивать.
-Твоя жизнь принадлежит императору, - негромко ответил легионеру Плавт.
-Плевать мне на императора! - Грахт в запале взмахнул копьем. - Если кости мои истлеют в этой пустыне, то император об этом даже не узнает!
-Ты жаждешь славы? - спросил у легионера Плавт.
-Я честно выполнил свой долг перед императором в бою! - Грахт ударил себя кулаком в грудь и тут же раскинул руки в стороны. - И что я получил за это?
-Ты считаешь, что другие утаили причитавшуюся тебе награду? - усмехнулся центурион.
Плавт искоса глянул на сидевших кругом легионеров. Никто из них пока не пытался вмешаться в разговор центуриона с Грахтом, но почти каждый с интересом прислушивался к нему. У Плавта не было сомнений в том, что, если Грахт повернет назад, то многие, если не все, последуют за ним. Никто, включая его самого, уже не верил в то, что им удастся пересечь пустыню и найти, если и не море, то хотя бы землю, в которой живут люди такие же, как они. Но, в отличии от остальных, Сервий Плавт был уверен, что, не смотря ни на что, они должны были продолжать свой путь. Как и прочие, центурион не ведал, что могло ожидать их впереди, но еще с детства он свято верил в то, что к желанной цели приходит лишь тот, кто не сворачивает с однажды выбранного пути, каким бы трудным он не был.
-Я ухожу, центурион, - чуть понизив голос, с угрозой произнес Грахт.
-Ты никуда не пойдешь, - все так же спокойно ответил ему Плавт. - Ты - солдат. И твой долг - подчиняться своему командиру, то есть мне. Когда я прикажу строиться, ты должен стоять в строю вместе со всеми. Отсутствие в строю я буду расценивать, как мятеж. А что полагается легионеру за мятеж, ты и сам прекрасно знаешь.
-Не пугай меня, центурион, - процедил сквозь дырку в
зубах Грахт.
-У меня и в мыслях подобного не было, - усмехнулся Плавт.
- Я просто объяснил тебе ситуацию. И то лишь потому, что тебе с твоим умишком свинопаса трудно самому ее понять.
Легионер быстро повернул копье в руке. Конец его с нижним наконечником оказался зажат у Грахта под мышкой, а верхний сердцевидный наконечник замер на расстоянии ладони от груди Сервия Плавта.
-А что ты теперь скажешь, центурион? - лицо Грахта расплылось в уродливой усмешке, похожей на гримасу боли.
Сервий Плавт посмотрел на наконечник копья. Никогда прежде он не думал, что ему придется всерьез мериться силами с кем-то из своих подчиненных. Ему претила сама мысль о том, чтобы утверждать авторитет подобным образом. Но сейчас у него не оставалось выбора.
Кистевым движением, быстрым, как бросок змеи, Сервий Плавт перехватил древко копья у основания кованого наконечника. Грахт среагировал на движение центуриона с секундным опаданием. Но этого оказалось достаточно. Плавт отвел древко чуть в сторону, и когда легионер навалился всей тяжестью своего тела на копье, наконечник его прошел с боку от центуриона и вонзился глубоко в песок. Подтянувшись на древке копья, Плавт бросил тело вперед и что было сил ударил легионера кулаком в низ живота. Грахт захрипел так, словно удар выбил у него весь воздух из легких, и чуть подался назад. Плавт ухватил легионера за край кожаной куртки и упал на спину, увлекая его за собой. Легионер перелетел через центуриона, перевернулся через голову и рухнул на спину, словно срубленный под корень могучий дуб. От удара о землю у него на какое-то время перехватило дыхание и потемнело в глазах. Когда же он пришел в себя, обутая в кожаный башмак нога Сервия Плавта стоял у него на горле. В руках у центуриона было копье Грахта, воткнутое в песок на расстоянии в половину ладони от правого уха легионера.
-В строй, Грахт, - негромко произнес центурион и повернулся к поверженному солдату спиной.
Сервий Плавт был уверен в том, что Грахт не нанесет ему удар сзади. Легионер был не из тех, кто, проиграв в честной схватке, затаивал злобу и ненависть на своего обидчика. Напротив, теперь у Грахта появился еще один повод относиться к своему командиру с уважением.
-Строится! - громко скомандовал центурион, и не прошло и десяти секунд, как колонна была готова выступить.
Плавт удалось доказать легионерам, что он все еще способен держать их в подчинении. Но у него оставалось не так много времени на то, чтобы реализовать это преимущество. Даже если не последует новой попытки бунта, очень скоро люди начнут сходить с ума от жажды.
Шагая слева от строя, Сервий Плавт взывал мысленно ко всем известным ему богам с просьбой о ниспослании ему и его людям спасения.
Когда впереди показались темные контуры постройки, похожей на небольшую крепость, центурион решил, что молитвы его были услышаны.
* * *
Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin