« вернуться к списку романов



Глава 15. 12 июня. Ночь.


Сломанная нога болела так сильно, что порой Володе казалось, будто от боли у него начинает мутится разум. Тогда он ненадолго прикрывал глаза, чтобы постараться собрат разбегающиеся в стороны мысли и хоть как-то увязать их друг с другом. Получалось у него это, прямо скажем, не очень-то здорово. Когда же Соломон Юрьевич принес трехлитровый пластиковый битон с чудодейственной грязью и Игорь Петрович приступил к манипуляциям с раненой ногой, Володя взвыл от боли и, чтобы не орать во всю глотку, вцепился зубами в угол подушки.

Мария Тимофеевна стояла в дверях, неслышно шептала слова утешения и то и дело краем накинутого на плечи платка вытирала сами собой набегающие слезы.

С помощью Гелия Петровича, придерживающего Володину ногу, Кузякин толстым слоем наложил грязь на поврежденную голень и густо присыпал ее сахарным песком. Обернув вокруг широкую полосу, оторванную от простыни, он снова намазал ее сверху грязью. И так три раза. После чего упаковал ногу в клеенку - чтобы влага не просачивалась.

- Ему сейчас хорошо бы снотворного, - сказал Гелий Петрович, накрыв парня простыней.

- Точно, - согласился Игорь Петрович. – Обезболивающее тоже не помешало бы. Да только, где ж их взять?

Гелий Петрович чуть понизил голос.

- В магазине водка есть…

Игорь Петрович посмотрел на Володю.

- Водки хочешь?

Парень отрицательно мотнул головой.

- Правильно, - одобрительно кивнул Кузякин. И, не то, в шутку, не то, всерьез, добавил: - А то, как бы у наноботов от алкоголя программа, на фиг, не полетела.

- Я хочу побыть один, - сказал Володя.

Он терпеть не мог, когда вокруг него суетились люди. Тем более, что повод для суеты был самый, что ни на есть, дурацкий. В довершение к физическим страданиям, Володя еще и чувствовал себя донельзя глупо. Надо же, грохнулся вниз, не добравшись и до середины стены! Ему это только казалось, или все, действительно, над ним посмеивались? Сам-то он был уверен, что во всем виновата странная, какая-то очень уж податливая фактура стены в том месте, где он вбил последний штырь. Но остальные-то этого не знали! И, конечно же, были уверены, что всему причиной была его собственная неосмотрительность, а, может быть, и неловкость заодно…

Мысли разлетались, разбегались, расползались - кто куда! Единственное, на чем удавалось сосредоточиться – это на самобичевании.

Хотел стать героем, а стал только обузой для всех… Ай, молодца!.. Ничего глупее просто не придумаешь!..

Обидно?..

Ну, да, конечно же, обидно!

Но, от того, что рядом люди, лучше не становилось. Да и не могло стать. С окружающими легко разделить радость. А, вот, с горем - уже проблема. Боль разделить, пожалуй, так и вовсе невозможно…

Если ты не экстрасенс…

Как бы там ни было, радоваться принято на людях, а, вот, страдать – в одиночестве…

Если, конечно, ты не экстрасенс…

Страдать на людях, это некрасиво. И даже, наверное, постыдно… Среди людей почему-то принято скрывать от остальных всю физиологию… Ну, или почти всю… Есть и пить можно прилюдно. Хотя, многие и это делают отвратительно… Так что, лучше все делать в сторонке…

Естественно, если ты не экстрасенс…

Хотя, даже в этом случае…

В голове все путалось.

Сознание скользило из сторону в сторону, как кубик масла по раскаленному противню. Ни одну мысль не удавалось довести до конца. Не было ни сил, ни желания. Боль, будто забравшаяся в подкорку мышь, выгоняла все мысли на периферию. Из всех желаний оставалось лишь одно – забыться…

Уснуть и видеть сны…

Провалиться, черт возьми, в сон или беспамятство!..

Все, что угодно…

Только не эта мучительная, изнуряющая боль, выворачивающая наизнанку и тело, и разум!..

Боль – вот подлинный источник жизни! Любое движение – это всего лишь стремление избежать страдания. Ну, или хотя бы сделать его чуть менее мучительным…

Вся жизнь - это движение от боли к боли… От меньшей боли к большей… Или – наоборот… Как придется. А, может быть, как повезет… Человек рождается с болью, но не помнит об этом, и умирает в муках, чтобы забыть о том…

Забыть и видеть сны…

Быть может?...

Вот в чем заморочка…

Володя чувствовал, что сознание не покидает его, а будто бы разъединяется с телом. Это было очень странное состояние, не похожее ни на что другое. Сказать, что он никогда прежде не испытывал ничего подобного – все равно что ничего не сказать. Он даже представить себе такого не мог! А сейчас он лежал на спине. Боясь пошевелиться. Любое, самое незначительное движение отдавалось резкой болью в раненой ноге. И чувствовал, что его сознание находится вне тела. Где-то очень близка, но, тем не менее, во вне. Сознание прекрасно понимало, что происходит с телом, и даже чувствовало его страдания. Но воспринимало это… Несколько отстраненно, что ли?.. Как смерть в кино. Как бы глубоко ты не сопереживал герою на экране, ты, тем не менее, отдаешь себе отчет, что это всего лишь воображение, игра и желание поверить в реальность происходящего. А, актер, изображавший убитого, услышав команду «Снято!», поднимется, отряхнет с одежды пыль и отправится пить кофе.

Сопереживая чужой боли или потере, мы, может быть, даже и хотим разделить ее. По-настоящему хотим, на полном серьезе, без дураков... Но это невозможно. Может быть, потому мы и говорим кому-то в утешение – Лучше бы это случилось со мной, - что знаем, это не произойдет. И наше желание тут ровно ничего не значит.

Пару раз в комнату заглядывала баба Маша. Чуть приоткрыв дверь, она молча смотрела на страдальца, будто ждала, когда же он наконец что-нибудь попросит. Но Володе ничего не было нужно. Странно, он даже курить не хотел. Хотя початая пачка сигарет и зажигалка лежали у него в кармане. Дотянуться до них он смог бы и без посторонней помощи. Но, вот, не хотел – и все тут! Разговаривать с кем бы то ни было желания у него сейчас тоже не было. Ему хотелось остаться наедине с самим собой. Со своим страданием, своей болью, своей горечью… В конце концов, это была его сломанная нога. Поэтому он делал вид, что дремлет.

Хотя, может быть, это было и не совсем притворство. Его, и в самом деле, начало клонить в сон. Или, это была такая бессознательная психологическая уловка? Стремление хоть таким образом, провалившись в сон, уйти от боли?.. Может быть. Но, так или иначе, незаметно для себя Володя действительно заснул.

И ему приснился очень странный, необычный сон. Порожденный, скорее всего болью, о которой он не в силах был забыть даже во сне.

Он снова видел себя со стороны. Но теперь уже совершенно отрешенно. Он смотрел на себя, так, словно наблюдал за актером, играющим его в кино. Но при этом психологическое, эмоциональное и чувственное слияние его тела с разумом было идеальным. Он контролировал свое тело на расстоянии. Смотрел на него со стороны, сверху, сбоку, искоса – как заблагорассудится, - но при этом чувствовал все то, что чувствовало оно. Его разум не был всего лишь пультом дистанционного управления. Он знал, что его связь с телом неразрывна. Что он может существовать вне тела, но даже недолго не сможет оставаться живым без него. Его разум и тело представляли собой нечто вроде сиамских близнецов, соединенных довольно длинной ментальной пуповиной, разрубить которую означало бы убить обоих. Разум являлся следствием химических процессов непрерывно протекающих в мозгу, а тело нуждалось в разуме, как слепец в поводыре. Это было настолько просто и естественно, что Володя едва не задохнулся от радости. Он наконец-то понял, что означает быть самим собой. Впервые в жизни. И это было величайшее открытие в истории, переворачивающее все представления человека о мире вокруг.

Кстати, о мире вокруг.

Володя глянул по сторонам.

Он находился посреди бескрайней равнины, покрытой сухой, свалявшейся, выжженной солнцем травой необычного, но, почему-то вовсе не кажущегося неестественным, красно-оранжевого цвета. Утверждение о том, что равнина не имела краев, вовсе не было поэтической метафорой. Володя был вовсе не склонен к подобным словесным шалостям. Если уж он говорил «бескрайняя», следовательно, так оно и было. Равнина, действительно, не имело ни краев, ни границ. В какую сторону не глянь, она тянулась в даль и уходила в бесконечность. Будто растворялась в небе. Настолько же бездонном, несколько бесконечна была равнина. Глядя в даль, Володя подумал, что если идти по ней все время прямо и прямо, то когда-нибудь, быть может, очень нескоро, но, уж точно, наверняка, встретишь самого себя. При мысли об этом ему почему-то сделалось не по себе.

Володя помнил, что левая нога у него сломана. Но сейчас она не причиняла ему никаких неудобств. Поэтому он решил на время забыт об инциденте с падением с мусорной стены. Хотя ему все же было интересно, что за материал пошел на укладку этой самой стены в том месте, где вылетел вбитый в нее штырь? Но об этом можно будет подумать потом. В нормальной жизни. Когда нога заживет. Сейчас же ему хотелось в полной мере насладиться иллюзией жизни, сконструированной его собственным воображением, оказавшемся во власти Морфея. Это было занятно и даже забавно. Во сне можно было попытаться разобраться хотя бы с некоторыми своими проблемами, до которых наяву все никак не доходили руки. К тому же, не болела сломанная нога - и это было замечательно! – а, значит, он мог пойти куда угодно. То бишь, куда глаза глядят. Хотя, прямо скажем, выбор был невелик. Куда ни глянь – везде одно и тоже.

Володя посмотрел на верх. Так, на всякий случай. Только чтобы удостовериться в том, что там тоже нет ничего интересного. Небо над ним было приятного светло-голубого цвета. Очень миленькое такое небо. Правда, на нем не было солнца. Но, это уже деталь. К тому же, не особенно существенная. Если, конечно, не задумываться о том, откуда здесь свет? Но Володю этот вопрос совершенно не интересовал. Он полагал, что во сне ко всему происходящему следует относиться легко и, по мере возможности, беззаботно.

Даже к тому, что на тебя несется мужик со здоровенным топором, занесенным так, будто он намеревается снести тебе голову.

Поскольку все, что происходит во сне, лишь косвенным образом, через некую эмоциональную составляющую затрагивает ту часть наше жизни, что мы привыкли называть реальностью, Володя без особой тревоги глядел на бегущего по равнине мужика с топором. Он даже с интересом разглядывал его, пытаясь понять, видел ли он когда-либо прежде этого типа? Мужик, вроде бы, казался знакомым. Но при этом память решительно отказывалась выдать информацию о том где именно и при каких обстоятельствах Володя мог встречаться с ним. Наверное, нельзя было исключить и тот вариант, что они виделись в каком-то другом сне. Или же мужик с топором являл собой собирательный образ, вобравший черты множества самых разных людей, с которыми Володе пришлось соприкоснуться. Так или иначе. Наверно, можно было сказать, что бегущий человек был похож на ребус – все буквы знакомы, но в слово никак не складываются. При этом ключевым знаком, несомненно, был топор. Прожив пока что не столь уж долгую жизнь, Володя, тем не менее, успел обзавестись некоторым количеством врагов. Ну, а как без этого? Но ни с одним из них вражда, пожалуй, не зашла еще так далеко, чтобы хвататься за топор. Тогда, кем же был этот тип с топором?

И тут вдруг Володю осенило!

Вернее – будто молнией ударило!

Этот, что с топором, был ни кто иной, как он сам! Он сам, Владимир Степанович Шумилов, спустя годков эдак тридцать семь. Несколько потертый жизнью, но все еще довольно таки бодрый. И, что самое главное, совсем не похожий на капитана Ахава. То бишь, на своих двоих. А, значит, перелом сросся без видимых последствий. Это, конечно, не могло не радовать! Однако, после такого открытие, намерение Володи-старшего снести голову Володе-младшему казалось еще более странным. Если не сказать более – граничащим с безумием. Ведь, если он убьет самого себя в молодости…

Конечно, это всего лишь сон, но, тем не менее…

Должна же быть какая-то причина тому, что он хочет его убить?..

Или же во сне это вовсе не обязательно?..

Все!

Володя-старший занес топор над головой. Глаза, все в красных прожилках, дико вытаращены. Трясущиеся губы будто на сторону съехали. Нос, прямой и острый, как клюв у грача.

Володе-младшему сделалось не по себе. И, согнув ноги в коленях, он нырнул под падающий на него топор.

Голову он уберег. Но под лезвие топора угодила голень левой ноги. Остро заточенное острие легко разрубило мягкие ткани и вонзилось в кость.

Володя не услышал хруста ломающихся костей только потому, что сам завопил от боли.

Упав на землю, он ткнулся лицом в пересохшую, пахнущую тленом траву.

Во сне такого просто не могло быть!

Во сне бывает страшно, но уж никак не больно!

Сказать, что Володя был напуган – все равно, что ничего не сказать.

Он был в ужасе. В шоке.

Но при этом сознание его работало четко и ясно.

Да, маньяк почти отрубил ему ногу. Но он все еще был жив. Это – главное.

Он не собирался умирать. Пусть даже только во сне.

Володя перевернулся на спину, уперся в землю здоровой ногой и приподнялся на локтях. Он пока не знал, что собирался с делать Но в таком положении он, по крайней мере, мог оценить ситуацию. И, даже попытаться оказать сопротивление.

Но, рядом никого не было.

Володя быстро глянул по сторонам.

Он был один.

Маньяк, размахивающий топором, исчез без следа.

И нога, вроде бы, уже не болела.

Володя сел и ощупал голень, по которой пришелся удар топора. Точно, все было в порядке. Все еще не до конца веря в то, что ему удалось столь удачно выкрутиться из кажущейся безнадежной ситуации, Володя осторожно поднялся на ноги.

Нога была в полном порядке!

Так что, можно было идти дальше.

Вопрос лишь в том – куда?

Местность вокруг не претерпела никаких изменений. Все та же красноватая пустыня с будто загибающимися вверх краями.

А, может быть, вообще не имело смысла куда либо двигаться?

Ведь, если вокруг одно и то же, какая разница, идти куда-то или оставаться на месте?

К тому же, у него ведь и плана никакого не было. А, как известно, если точно не знаешь, в какую сторону идти, лучше всего оставаться на месте. И ждать, когда тебя найдут.

Впрочем, у Володи уже имелся опыт, подсказывающий, что в красной пустыне тебя мог найти и маньяк с топором.

Откуда он вообще такой взялся?..

Сначала явился не пойми откуда, потом исчез неизвестно куда…

Странно все это. Даже для сна. Который, вроде бы, и не бредовый вовсе. Просто никакой. Никакой и ни о чем.

Ну, в самом деле, что интересного во сне про красную пустыню? Как кино без начала и конца… Что-то похожее Володя как-то раз видел. Фильм про мужика, который все куда-то шел, шел, шел… Чуть не загнулся от жажды, но ручей нашел… И при этом он был абсолютно уверен, что все это ему только снится. И ему даже удалось убедить в этом зрителей. Которых в зале оставалось всего несколько человек. Володя и сам бы ушел, да только идти ему было некуда. Вот он и седел, закинув ногу на спинку переднего сиденья, и откровенно скучал.

Как его вообще занесло в этот кинотеатр?..

Володя, как ни старался, не мог вспомнит название фильма… Ну, хорошо, допустим, он купил билет наудачу и вошел в зал уже после начальных титров. Но название кинотеатра он должен был знать… Черт возьми… Должен, но - не знал!

А мужик на экране все шел, шел и шел, по иссушенной солнцем, красноватой траве. По большей части он смотрел себе под ноги. А, когда поднимал взгляд, то не видел ничего кроме простирающейся перед ним равнины. Края которой на горизонте будто загибались вверх. Словно, он находился на дне гигантского блюдца… Вот, только, как он туда попал?..

Он понятия не имел, как и куда его занесло? И что за идиотский фильм, без начала и конца здесь крутят?..

Володя привстал и обернулся назад, чтобы спросить у кого-нибудь, как называется фильм?..

Но, кроме него, в зале никого не было.

И это было очень странно. Володя точно помнил, как перешептывалась парочка, сидевшая через два ряда позади него. А правее их какой-то тип без остановки хрустел попкорном.

Володя поднялся во весь рост и растеряно посмотрел на пустой зрительный зал. Но самым удивительным было даже не то, что зрителей не оказалось, а то, что маленькое окошко на дальней стене, через которое должен выходить луч проектора, было темным. При этом человек на экране продолжал свой бесконечный путь через красную равнину в сторону горизонта с загнутыми вверх краями.

- Все страньше и страньше, - задумчиво произнес Володя.

Конечно, это была банальность, которую многие и до него произносили при всяком удобном случае. Но в данной ситуации без банальности было не обойтись. Уже хотя бы потому, что в голову лезли куда более неуместные и глупые словесные конструкции. Как, например…

- А, стоит ли? Каждый и сам может привести кучу примеров. Так что, обойдемся без лишних слов.

Володя растерянно посмотрел на мужчину, произнесшего эти слова. На того самого человека, который все это время упорно топал куда-то в даль. Прежде Володя видел его только со спины. Теперь же он стоял к Володе лицом и насмешливо кривил губы, из уголка которых торчала засохшая травинка. Володе показалось, что человек немного похож на него. Только выглядел он очень усталым. Можно даже сказать, изможденным. Как будто уже не первый день шел под палящим солнцем по бескрайней равнине.

Наверное, у него есть какая-то цель, - подумал Володя.

- Да, брось ты, - усмехнулся человек с экрана. – Никакой цели,

- Что, совсем никакой? – не поверил Володя.

- Абсолютно, - заверил похожий на него незнакомец.

- Куда же ты идешь?

- Не знаю.

- Тогда, зачем ты идешь?

- Понятия не имею!

Володя ненадолго задумался.

Хотя, как говорят, время во сне весьма относительно и еще более неопределенно.

- В этом есть хоть какой-то смысл? – спросил Володя.

- Возможно, для кого-то, - ответил до странности знакомый незнакомец. - Но, только не для меня.

- Тогда, зачем ты это делаешь?

- Что именно?

- Идешь.

- Иду?

Человек посмотрел в сторону горизонта, вынул травинку изо рта и сунул ее за ухо.

- Ты шел, когда я сидел в кресле и смотрел на тебя, - уточнил Володя.

- Точно, - будто вдруг вспомнив, кивнул человек с экрана. – Только я к этому не имею никакого отношения.

- Как это? – не понял Володя.

- Это все не я придумал.

- А, кто?

- Ну, знаешь, есть там всякие…

Человек на экране взмахнул рукой. Весьма многозначительно и неопределенно. Если не сказать более – загадочно.

- На бога намекаешь? – недоверчиво прищурился Володя.

- На кого? – не понял, или, может быть, только сделал вид, что не понял, человек с экрана.

- На него, - ткнул пальце в голубеющее на экране небо Володя.

- У тебя как-то совсем плохо с воображением, - с сочувствием покачал головой собеседник. – При чем тут инопланетяне? Есть сценаристы, режиссеры, монтажеры, декораторы, художники по костюмам, мастера по спецэффектам, гримеры, каскадеры… Продюсеры, в конце-то концов.

- А еще этот… Как его?.. – Володя щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить неудобопроизносимое слово. – Постпродакшн!

- Ну, точно, - согласился странно похожий на него человек. – И, скажу я тебе, этот самый постпродакшн, – самое, что ни на есть, худшее из всего, что только может быть! – человек резко взмахнул рукой, будто отрубил невидимую пуповину, связывающую его с постпродакшном. – Вот, что хотите говорите, а я уверен – лучше бы было без них! И ведь когда-то так и было! А сейчас что? Да ты только посмотри! – человек взмахом руки очертил неестественно вывернутый горизонт окружающего его пейзажа. От одного края экрана до другого. – Что ты видишь?

- Равнину, покрытую сухой, красной травой. И небо над ней. Бледно-голубое. Солнца на нем почему-то нет.

- Почему-то, - грустно усмехнулся человек, смотревший на Володю с экрана. – Наверное, нарисовать забыли. Или, бюджета не хватило. Вот и решили, что и так сойдет.

- Кто?

- Дебилы, занимающиеся постпродакшном! Кто же еще? Ты даже не понимаешь, как тебе повезло. Жутко повезло! Ты видишь все это! - человек повторил свой широкий жест, охватывающее то, что находилось по одну с ним сторону экрана. – А мне ничего этого даже не показали. Мне просто сказали: Давай! Топай вперед! Без страха и сомнений! Не взирая ни на что!.. И я пошел. Вернее, начал делать вид, что иду. На самом деле, я все это время топал по беговой дорожке, находящейся в комнате с зелеными стенами… Ну?.. Как тебе это нравится?

- Честно говоря, даже и не знаю. – покачал головой Володя. – Это твоя работа?

- Можно и так сказать.

- Тогда, в чем вопрос?

- Ой, только не говори мне, что, мол, работу не выбирают, - недовольно скривился человек на экране.

- Я и не собирался, - пожал плечами Володя. – Я вообще первый раз такое слышу. Обычно говорят, что родителей не выбирают.

- И родину – тоже.

- Ну, может быть, - подумав, согласился Володя.

- И – работу!

- На счет работы, я сомневаюсь.

- Да? А ты сам как стал водителем автобуса?

- Ну… - Володя быстренько, в ускоренном режиме мысленно отмотал назад всю свою недолгую жизнь. – В общем, так сложились обстоятельства.

- Так, а, я о чем? – довольно хлопнул в ладоши человек, похожий на Володю.

Володе такой подход к данному вопросу не понравился. Но он не знал, что возразить. Поэтому спросил:

- А как называется фильм?

- Какой?

- Тот, что сейчас крутят?

Человек на экране оглянулся, посмотрел себе за спину.

- Честно говоря, не помню… Да, и какая разница! Собственно, все фильмы похожи один на другой. Разве нет?

- Я не большой знаток кино, - ушел от ответа Володя. – Так, значит, твоя задача заключается в том, чтобы все время идти?

- Точно.

- В сторону горизонта?

- Ну, да.

- Который не достижим?

- Верно!

- Кстати, почему края горизонта загнуты вверх?

- А, что, они загнуты вверх?

- Ну, да.

- В самом деле, странно… Сюрреализм какой-то… Но, это не я придумал.

- Ладно. А почему ты сейчас стоишь на месте?

- Да, потому что в зрительном зале никого нет, - усмехнулся человек на экране.

- А, как же я?

- Тебя тоже нет, - сказал человек, до странной странности похожий на Володю.

И растворился в темноте.

Володя чуть приоткрыл глаза.

На улице была темно.

Через распахнутое окно в комнату проникала ночная свежесть и призрачное лунное сияние.

Сломанная нога совершенно не болела. Только чесалась немного.

Володя приподнялся на локте.

На левой голени, точно на месте перелома, поверх повязки, наложенной Игорем Семеновичем, сидели три больших паука с плоскими телами и едва заметно перебирали длинными, тонкими лапками.

- Будем считать, что это мне тоже снится, - сказал сам себе Володя.

Откинулся на подушку.

И уснул.

На это раз ему приснился настолько странный сон, что он его сразу же забыл.

Во сне такое порой случается.



Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin