Громко хлопнув дверью, и в кафе влетел Крис Орсон. В точности похожий на безумного гения, каким его показывали в фильмах начала прошлого века. Всклокоченные волосы, распахнутый лабораторный халат, надетый поверх полосатой рубашки с оторванными пуговицами, мешковатые, мятые серые брюки, на ногах — шлепанцы. Взгляд растерянно блуждает по сторонам, как будто, в этот самый миг Док пытается справиться с еще одной научной проблемой мирового масштаба. Например, как рационально использовать в народном хозяйстве темную энергию?

— Док! Эй! Мы здесь! — привстав, на всякий случай, махнул рукой Брейгель.

Хотя, в пустом зале это казалось совершено излишним. Да и не отличался Орсон чрезмерной рассеянностью, свойственной, если верить все тем же фильмам, всем великим умам.

Орсон сделал знак рукой в ответ, подбежал к стойке и звучно хлопнул по ней ладонью.

— Кажется, Док сегодня несколько перевозбужден, — сказал Камохин, глянув на него через плечо.

Брейгель молча пожал плечами.

— Кофе! Крепкий! И яичницу с беконом! Из трех, нет, из четырех яиц! — скомандовал испуганно глядящей на него официантке Орсон, еще раз хлопнул ладонью по стойке и, гордо вскинув голову, направился к столу.

— Все в порядке, Док? — спросил Брейгель.

— Все просто замечательно!— Орсон уселся за стол рядом с Камохиным, глянул на экран планшета и, улыбнувшись, спросил: — Ну, и чем вы тут занимаетесь?

— Док, — подавшись вперед, Брейгель заглянул Орсону в глаза. — Скажи, только честно, ты счастлив или пьян?

— Дружище! — Орсон тоже наклонился вперед, чтобы положить руку фламандцу на плечо. — Я не разу в жизни не был пьян! Во всяком случае, настолько, чтобы кто-то обратил на это внимание.

— Так, хорошо. Это я буду иметь в виду. Тогда, позволь узнать, с чем связана твоя чрезмерная веселость?

— Как это с чем? — Орсон в изумлении откинулся на спинку стула. — Жизнь прекрасна и замечательна!

Он широко раскинул руки в стороны. И едва не выбил поднос из рук подошедшей к столику официантки.

— Осторожнее! — недовольно воскликнула та.

— Простите, дорогая, — в знак искренности своих извинений, Орсон прижал руку к груди.

— Я вам не дорогая, — осадила его официантка. — Так что нечего тут руками махать.

Орсон понял, что в данной ситуации лучше промолчать. И так и сделал.

— Ваша яичница, — официантка поставила на стол перед Орсоном большую тарелку с яичницей-глазуньей, посыпанной сверху мелко нарубленной зеленью.

Выглядела яичница, следует признать, весьма аппетитно. Настолько, что Камохин подумал, а не заказать ли и себе такую же. Но биолог посмотрел на то, что ему подали и недовольно скривился.

— Это — что?

— Яичница.

— Я просил с беконом.

— А это с чем?

— С зеленью.

— И с беконом.

— Я не вижу бекона!

— Док, успокойся. — Камохин взял Орсона за локоть. — Бекон — внутри.

— Как это — внутри?

— Это русский вариант. Бекон сначала мелко режут, затем высыпают на сковороду, слегка обжаривают и заливают яйцами.

— Только не бекон, а сало, — уточнил Брейгель.

— Смотря, что есть под рукой, — не стал спорить Камохин.

Орсон взял вилку, ковырнул ею яичницу и подцепил на зубчик небольшой кубик не то сала, не то ветчины. Но, уж точно не бекона.

— Ну, что я тебе говорил?— Камохин успокаивающе похлопал биолога по руке. — Попробуй, это вкусно.

Вилкой, зажатой в руке, Орсон изобразил некий таинственный знак, который можно было расшифровать примерно так: «Что поделаешь, если уж попал в страну, где не умеют обращаться с яйцами и беконом, придется есть, что дают».

— Все в порядке? — спросила официантка.

— Вы так полагаете? — Орсон воткнул вилку в середину желтка.

Жидкое содержимое начало медленно растекаться по белому, присыпанному зеленым, спекшемуся полю. Как лава из трещины в земной коре на первозданной, еще безжизненной планете, сотрясаемой и ломаемой природными катаклизмами, чей облик был еще не определен, а потому и слово география не имела никакого смысла.

— Ваше кофе. Черное, как и заказывали.

Орсон замер с вилкой в руке, занесенной над следующим желтком.

— Что вы сказали?

Он смотрел на чашку, наполненную свежесваренным кофе, так, будто видел ее дно. И то, что там лежит.

— Что снова не так? — кулаком уперлась в бок официантка.

— Я попросил вас повторить то, что вы сказали.

Биолог медленно перевел взгляд на возвышавшуюся над ним дородную, краснощекую девицу. Именно так, в представлении западного обывателя, выглядит среднестатистическая русская красавица.

— Когда? — оттопырила губу официантка.

— Когда поставили чашку на стол.

— Вот ваше кофе. Что не так?

— Простите, — Орсон посмотрел на бейджик, прицепленный к лямочке белоснежного фартука. — Валентина — так вас зовут?

— Ну, Валентина, и что?

— Простите, Валентина, вы русская?

— А что?

— Я просто задал вопрос. Вы можете на него ответить?

— Ну, русская.

— Так почему же вы говорите «черное кофе»?

— А что?

— Я не являюсь носителем русского языка и русской культуры, но, тем не менее, знаю, что следует говорить «черный кофе». Понимаете? Слово «кофе» мужского рода.

— А что, от того, что я скажу «черное кофе», оно в чай превратится?

— Нет, конечно… — биолог растерянно улыбнулся. — Но существуют же языковые нормы. Вы ведь не говорите… — взгляд его скользнул по столу. — Вы ведь не говорите «белый яичниц».

— Не хочу, поэтому и не говорю.

— Вы полагаете, что все зависит лишь от вашего желания?

Валентина поджала левый угол рта, так что лицо ее болезненно перекосилось.

— Вы что, не хотите кофе?

— Да нет, хочу, — сказал Орсон. И задумался, а, в самом деле, хочет ли он это самое черное кофе? — Я просто не понимаю, почему вы настойчиво упорствуете в своем заблуждении?

— Да, потому что мой прежний шеф все время говорил: Валюша! Завари-ка мне кофею! Да, чтобы черного, как кубинский негр!

— И кем же был ваш прежний шеф? Начальником овощной базы?

— Депутатом государственной думы Российской Федерации! — гордо возвестила официантка. — И, между прочим, действительным членом комитета по защите русской культуры! Надо полагать, он-то, господин английский профессор, лучше вашего знал, какого рода кофе!

Сказав это, Валентина взяла поднос под мышку и, чеканя победный шаг, с гордым видом удалилась за стойку.

От былой веселости Орсона не осталось и следа. Он уныло взирал на яичницу с кофе и не знал, что со всем этим делать?

— Ты ешь яичницу, Док, — решил приободрить его Камохин. — Она, на самом деле, вкусная.

Орсон ковырнул яичницу вилкой.

— Я забыл у нее спросить, от кого они защищали русскую культуру?

— Думаю, это не главный вопрос нашей сегодняшней викторины, — улыбнулся Брейгель. — В конце концов, кому какая разница, чем они там у себя в комитете занимались?

Орсон поднял на фламандца взгляд, настолько унылый, что лицо вечно улыбающегося Брейгеля вытянулось и перекосилось. Как будто он раскусил кислую сливу.

— Иногда мне кажется, что именно в этом и кроется причина, — произнес англичанин голосом ветхозаветного пророка.

Брейгель нервно сглотнул.

— Причина чего?

— Того, что сейчас происходит. — Орсон подцепил на вилку кусок яичницы и отправил его в рот.

— Ты говоришь о Сезоне Катастроф? — уточнил Камохин.

— Ну, конечно, — кивнул Орсон. И снова подцепил на вилку кусочек яичницы. — А ты знаешь, действительно вкусно.

— Так в чем причина-то? — заерзал от нетерпения Брейгель.

— В том, что одни из нас играли в странные, дурацкие игры, не думая о том, к чему это может привести. А другие в это время делали вид, что им нет до этого никакого дела. Теперь же мы почему-то удивляемся тому, что все вокруг рушится. А что тут странного? — Орсон пожал плечами и снова принялся за яичницу. — Все так и должно было закончиться. Не библейским апокалипсисом, а катастрофой в мозгах, — биолог положил вилку и пальцами обеих рук — Бум! — изобразил взрыв. — Наши мозги разлетелись вдребезги. А мы думаем, что это рушится мир вокруг нас.

— Интересная теория, — с видом чрезвычайно серьезным кивнул Брейгель.

— Я бы сказал, своеобразная, — внес небольшую коррективу Камохин.

— Вы, действительно, так думаете? — посмотрел удивленно сначала на одного, затем на другого Орсон.

— Нет, — качнул головой Камохин.

— Нет,— улыбнулся Брейгель

— Очень хорошо. — Орсон взял в руку вилку. — А то я, уж было, подумал…. — Не закончив фразу, он улыбнулся, махнул вилкой и подцепил очередной кусок яичницы. — Нет, в самом деле, вкусно!

— Док, ты шел к нам с какими-то новостями, — напомнил Камохин.

— Угу, — кивнул Орсон и сделал пару глотков кофе. — Кофе, надо сказать, тоже совсем неплох. Не смотря на то, что он здесь среднего рода.

— Я думал, англичане пьют только чай.

— Я заказал кофе, потому что абсолютно уверен в том, что чай здесь, точно, готовить не умеют. Готов поспорить, его здесь заваривают в пакетиках!

— Ну, лично я не вижу в этом преступления.

— Заваривать чай в пакетиках — это все равно, что говорить «черное кофе»! — Англичанин возмущенно стукнул вилкой по краю тарелки. — Все это в совокупности и привело нас к катастрофе!

— Док, мы, вроде, сошлись во мнении, что причина катастрофы вовсе не в этом.

— А я не о той катастрофе, которая там, — Орсон махнул вилкой куда-то в сторону. — Я о той, которая здесь! — Он поднес кончики зубьев вилки к виску.

Брейгель насупил брови и погладил переносицу.

— Я что-то запутался. О чем мы вообще говорим?

— О том, что происходят одновременно две катастрофы. — Орсон вилкой разделил оставшуюся на тарелке яичницу надвое. — Первая, условно говоря, природная катастрофа. Та, которую Осипов называет закономерным этапом эволюции вселенной, — биолог съел кусок яичницы и запил ее кофе. — Хотя, должен заметить, я сильно сомневаюсь в естественной природе этого явления. Однако речь сейчас не о том, — он сложил пополам и насадил на вилку последний остававшийся в тарелке кусок яичницы. — Вторая катастрофа происходит одновременно с первой, но она не так заметна. Вернее, ее проявления настолько явны, что их просто невозможно пропустить. Однако большинство наблюдателей предпочитают не называть это катастрофой. Вместо этого используются различные красивые, наукоемкие и абсолютно не передающие суть дела эвфемизмы. Изменение национального менталитета, расслоение общественных интересов, преломление культурного дискурса, перераспределение акцентов — все, что угодно, только не катастрофа, — англичанин сунул в рот наколотый на вилку кусок яичницы. — Но, когда слово «культура» уже не воспринимается без каких-либо приставок — анти, поп, контр, арт, —по-моему, это и есть самая настоящая катастрофа. «Черное кофе» — это катастрофа. Леди Гага — катастрофа. Писатель-таксидермист Федор Беликин — катастрофа. Преподавание в школах основ религии — катастрофа. Отрицание теории Дарвина — катастрофа. Это все такие же аномальные зоны, как те, в которых мы не так давно побывали. А может быть, и пострашнее. И несть им числа!

Орсон указал пальцем на вазочку, в которой Брейгель меланхолично помешивал растаявшее мороженое.

— Что, это тоже катастрофа? — испугался фламандец.

— Нет, хотел спросить, почему ты его не ешь?

— Не хочу.

— Можно я доем?

— Конечно. — Брейгель пододвинул вазочку Орсону.

— Док, мне твоя идея, в целом, ясна… — начал Камохин.

— Эта идея не моя, — постучал ложечкой по краю вазочки англичанин. — Я всего лишь являюсь ее убежденным сторонником.

— Я, скорее всего, тоже, — кивнул Камохин.

— Ты не уверен?

— Ну, надо же, для начала, все как следует обдумать.

— Конечно, — не стал возражать биолог.

— А теперь, давайте вернемся к нашей катастрофе. Док, ты обещал новости.

— Верно, — Орсон отодвинул пустую вазочку, сделал глоток остывшего кофе и приготовился говорить. — Значит так, вам всем большой привет от Светланы.

— Ты виделся с ней?

— Она работает в виварии. Присматривает за милыми такими зверушками, — пошевелив пальцами обеих рук в воздухе, биолог изобразил нечто весьма неопределенное. — Пушистые, миленькие… с большими глазищами, — он попытался изобразить взгляд больших глаз этих миленьких, пушистых зверьков. — Вот, только названия у них пока нет. Вообще, с систематикой существ из аномальных зон большая проблема. Я предлагал присваивать им индексы, включающие номерам зон, из которых их вытащили, но коллеги возразили, в том смысле, что так будет очень уж громоздко, — биолог пренебрежительно хмыкнул. — В результате получилось как всегда. То есть, вообще никак. Ведь, если посмотреть на вопрос с точки зрения банальной….

— До-ок! — вынужден был прервать весьма содержательную речь англичанина Камохин. — Мы говорили о Светлане.

— Ну, да. Она работает с этими самыми, — он снова шевельнул пальцами, — пушистиками. По-моему, ей нравится. Во всяком случае, выглядит она намного лучше, чем когда мы впервые встретились. В общем, у нее все в порядке. По пути от нее, заскочил в Детский центр, повидать наших малышей. Они тоже уже освоились на новом месте. Вадим в большом авторитете среди сверстников — пугает их историями про аномальные зоны, в которых побывал. Иришка ведет себя весьма благоразумно, скрывая свои выдающиеся способности. Она сама отлично понимает, к чему это приведет, если все будут о них знать. Поэтому, она весьма умело изображает обычную девочку своего возраста, немного задумчивую, немного заносчивую, немного себе на уме. Вот только общаться со сверстниками ей не всегда интересно. То есть, в куклы она с другими девочками играет, но о серьезном поговорить не с кем. И книг интересных, по ее мнению, в библиотеке Детского центра нет. Поскольку, планшетами им пользоваться не позволяют, я принес ей стопку книг по общей генетике, молекулярной биологии и дарвинизму. На первое время хватит. Но, вообще-то, нужно подумать, как предоставить Ирине возможность учиться и развиваться независимо от остальных детей.

— Может быть, сослаться на какие-то особенности девочки и попросить перевести ее на домашнее обучение? — тут же предложил Брейгель.

— На какие еще особенности? — спросил Камохин.

— Не знаю, — пожал плечами Брейгель. — Я пока еще не обдумывал этот вопрос.

— И дома — это где?

— В смысле — у кого?

— Док, а ты бы сам не хотел завести ребенка? С тобой ей будет интересно. Ты столько обо всем знаешь.

— Господа, я не могу брать на себя такую ответственность, — с самым серьезным видом изрек Орсон. — Не забывайте, что мы — квестеры. И каждый квест — это смертельная опасность для каждого из нас… Возможно, в этом есть некоторое преувеличение, но, согласитесь, звучит ярко и выразительно. Поэтому, мы не можем брать на себя такую ответственность, как воспитание ребенка.

— Ты прав, Док, — кивнул Брейгель.

— Верно, — согласился Камохин.

— В общем, как быть с Иринкой, нужно еще подумать.

Орсон заглянул в стоявшую на столе чашку и, убедившись, что она пуста, повернулся к стойке.

— Валюша! — поднял он пустую кружку. — А свари-ка мне кофею! И, чтобы черного, как кубинский негр!

Официантка польщенно улыбнулась и принялась за дело.

— Сдаешь позиции, Док? — заговорщицки подмигнул Брейгель.

— Вовсе нет! — протестующе вскинул брови англичанин. — Просто считаю бессмысленным продолжать бой на этом фронте. Потери совершенно несопоставимы с тем, что можно надеяться получить в случае победы. Ведь, как известно, выиграв битву, можно поиграть войну. Впрочем, вы, друзья мои, не хуже меня знаете, что такое стратегия, — Орсон пальцем постучал по краю камохинского планшета. — Полагаю, вы уже пробовали набрать в поисковике слово «пакаль»?

— Само собой.

— Ну, и как?

— Пусто. Ну, то есть, никакой конкретики. В переводе с языка майя слово «пакаль» означает «щит». У майя даже был вождь с таким именем. В Центре название «пакаль» используется для обозначения обнаруживаемых в аномальных зонах артефактов, имеющих форму небольших металлических пластинок с нанесенными на них рисунками, стилизованными под графику Мезоамерики. Пакали представляют огромный интерес для исследователей. В общем, это почти все. Для каких именно исследований представляют интерес пакали, я так и не понял.

— Не ты один, — утешил стрелка Орсон.

К столику подошла официантка и, улыбнувшись биологу, поставила перед ним чашку черного, очень черного кофе.

— Спасибо, дорогая, — улыбнулся ей в ответ Орсон.

Валентина собрала со стола посуду и удалилась на свое обычное место.

— Через знакомых я проверил номер дескана, что вы мне дали, — продолжил рассказ англичанин. — По документам, дескан числится утерянным во время восьмого квеста в «зоне номер двадцать три», неподалеку от Улан-Удэ.

— Ага, — кивнул Камохин. — Утерян в «зоне двадцать три» и всплыл в «зоне тридцать четыре». Продолжай, Док.

— Задействовав имеющиеся у меня связи, я вышел на нескольких человек, чья работа так или иначе связана или же была связана с пакалями, — Орсон взял с блюдечка ложку, опустил ее в кофе и принялся неторопливо, мерно помешивать.

— Док, зачем ты мешаешь кофе? — спросил Брейгель. — Ты же пьешь без сахара.

— Просто так, — удивленно вскинул бровь англичанин. — А в чем дело?

— Просто странно как-то…

— Тебя это раздражает?

— Вовсе нет.

— У меня такая привычка.

— Да, ради бога, Док! Я просто спросил!

— Может быть, ты думаешь, что я нервный?

— Ничего я не думаю.

— А зачем тогда спросил?

— Мне показалось странным то, что ты мешаешь кофе, в который ничего не добавлено. Вот и все.

— Так, значит, я кажусь тебе странным?

— В какой-то степени, — сказал Брейгель и чуть склонил голову к левому плечу.

— Вот так бы сразу и сказал, — тут же успокоился Орсон. — У каждого из нас есть свои странности, и нет ничего ужасного в том, чтобы сказать человеку о том, что та или иная его привычка кажется другим странной.

— У меня нет, — сказал Камохин.

— Чего у тебя нет? — не понял Орсон.

— Странностей.

— Не может быть.

— Точно — нет.

— Ты просто их не замечаешь.

— Нет. У меня их попросту нет.

— Ну, в таком случае, то, что у тебя, в отличие от всех остальных, нет странностей, само по себе уже странно.

Камохин наморщил лоб, пытаясь понять, что именно сказал англичанин.

— Забей, — улыбнувшись, подмигнул ему Брейгель.

— Ладно, со странностями покончили. — Орсон вынул ложечку из чашки, стряхнул повисшую на конце черную капельку и положил на край блюдца. — Вернемся к нашим пакалям. — Он поднял чашку, сделал глоток и удовлетворенно хмыкнул. — Итак. Узнать мне удалось немного, но все же чуть больше, чем знает планшет. Во-первых, я выслушал обстоятельную лекцию по искусству Мезоамерики, из которой узнал много интересного и нового для себя. Но, главным в ней было то, что все специалисты сходятся во мнении, что пакали не имеют никакого отношения к предмету их исследований. Изображения, нанесенные на пакали, это даже не копии рисунков майя, а, всего лишь, стилизация. Во-вторых, датировать возраст пакалей невозможно ни одним из известных в настоящее время способов. В-третьих, совершенно непонятно, каким образом были нанесены рисунки на плоскости пакалей. Ни на поверхностях пакалей, ни в бороздках рисунков не присутствует никаких, даже самых мельчайших следов, которые указывали бы на литье или штамповку. Так же нет никаких следов, указывающих на какой-либо известный нам способ инструментальной обработки. Как сказал мне человек, пытавшийся разгадать эту загадку: складывается впечатление, что пакали появились в своем законченном виде одновременно со вселенной. В-четвертых, материал, из которого изготовлены пакали, абсолютно идентичен для всех, имеющихся в наличии образцов. То есть, можно сказать, что это была одна партия, изготовленная одномоментно. Ничего необычного сам по себе материал не представляет. Это сплав нескольких металлов с керамическими присадками. Если кому-то интересно, у меня записан точный состав. Однако в земных условиях получить такой материал невозможно. Для этого требуется полное отсутствие силы тяжести.

— Невесомость, — уточнил Брейгель.

— Можно и так сказать, — согласился Орсон.

— То есть, пакали были сделаны в космосе?

— Ну, вот так прямо никто мне этого не говорил. Для того, чтобы делать подобные заявления, требуются основания. А их, как я понимаю, нет.

— Выходит, мы имеем дело с инопланетянами!

— Которые фанатеют от древних майя.

— И любят играть в странные игры в аномальных зонах.

— Что еще, Док?

— Я разве мало рассказал?

— Нет, но, если есть что-то еще…

— Ах, да! — хлопнул себя по лбу биолог.

Бросив быстрый взгляд в сторону официантки и убедившись, что Валентина задумчиво листает какой-то глянцевый журнал, англичанин вороватым жестом вытащил из-под халата и положил на край стола большой охотничий нож. В кожаных ножнах, с костяной рукояткой. На которой была выжжена бука «М».

— Ну, как? Одобряете?

Оба бойца таращились на нож Орсона так, будто это был королевский скипетр из Тауэра. Нож был точно такой же, как и тот, что они нашли у убитого «черного» квестера.

— Где ты его взял, Док?

— А что, хороший нож? — довольно улыбнулся Орсон. И эдак небрежно бросил: — Я его позаимствовал в оружейке.

— Где? — удивленно переспросил Брейгель.

— На оружейном складе. Что, никогда не слышали про такой?

— Я знаю про склад. Но кто тебя туда пустил? Это все твои связи?

Орсон довольно улыбнулся, вытащил из-за воротника висевшую на цепочке запаянную в пластик чип-карту и продемонстрировал ее собеседникам.

— Вот мой пропуск.

— Ты взял этот нож на оружейном складе? — еще раз спросил Камохин.

— Ну, сколько раз мне еще повторить? — всплеснул руками Орсон. — Я взял его на оружейном складе. Я зашел туда, чтобы отобрать себе оружие для нового квеста. И, виноват, не смог удержаться, чтобы не прихватить кое-что. Понимаю, это нарушение, но мне очень захотелось иметь что-нибудь при себе. Что-нибудь настоящее. Как настоящему квестеру…

— И таких ножей на складе много? — перебил его Камохин.

— Я видел почти полный ящик. Штук пятьдесят, а то и больше. Может, и еще есть.

Камохин схватил планшет, пробежался по экрану пальцами и стукнул кулаком по столу. Так, что кофе из чашки Орсона выплеснулось на блюдце. И официантка приподняла голову, чтобы посмотреть, что там происходит за единственным занятым столиком.

— Все верно. Вот он, ножик, в складском каталоге, — он толкнул планшет Брейгелю. — Видно, купили партию по дешевке.

— А буква «М», это не имя владельца, а логотип фирмы-изготовителя «Мозговой и братья», — закончил Брейгель.

— Что, плохой нож? — забеспокоился Орсон.

— Такой же нож был у наемника, которого мы подстрелили на болоте.

— Ну, тогда все ясно,— радостно улыбнулся Орсон. — Дескан из Центра, нож — тоже из Центра. Понятно, на кого он работал.

— На кого?

— На кого-то из Центра.

— Логично. — Камохин безнадежно вздохнул.

— И, все же, Док, как тебе удалось пробраться в оружейку? — спросил Брейгель.

— Вы что, еще не в курсе? — Орсон посмотрел сначала на одного, потом — на другого. Так, как будто был почти уверен в том, что они его разыгрывают. — Ничего не знаете?

— Что мы должны знать?

Лицо Орсона расплылось в улыбке.

— Мы официально утверждены, как постоянно действующая квест-группа. Теперь у каждого из нас в оружейке есть свой персональный шкафчик. — Биолог помахал жетоном на цепочке. — Правда, не знали? Вот, смотрите!

Он дернул к себе планшет и быстро набрал адрес в командной строке.

— Пожалуйста!

На экране появились четыре фотографии и краткая информация о каждом из них.

— Так я и знал! — едва взглянув на экран, в отчаянии схватился за голову Брейгель! — Ну это ж надо, какая непруха! Полная бамалама!

— Да, в чем дело-то? — растерянно посмотрел на фламандца Орсон.

— В этом, Док! В этом! — указал на планшет Брейгель. — Квест-группа — тринадцать! Тринадцатая группа, Док! Ты понимаешь, что это значит?

— Нет, — честно признался Орсон.

— Ну, тогда, ладно, — как-то сразу успокоился Брейгель. — Тринадцать — значит тринадцать.

Автор: Алексей Калугин. Author: Aleksey Kalugin